— Потом — все, остановка. Ледяная пустыня от края до края.
— Да… Очень похоже на нас. Интересно, кто эти сказки придумывает, а? Очень похоже…
— Сказки не придумывают, — поправил я. — Их предвидят. В снах обычно, в снах будущее часто встречается. Вот приснится кому такая зима — он сказку и сочинит. А потом, через много лет, все оно так и сбудется. Народ стоит и смотрит, рты поразинув, — думали, сказка, а оно на самом деле.
— Ясно… А что после зимы? Весна?
— Точно не помню. Мне кажется, что битва какая-то. Уцелевшие люди сражаются с великанами за какой-то там глаз… А может, и нет, не помню.
— А кто победит?
— Не знаю, не знаю…
Обыскали весь отдел света, возвращались уже, на обратном пути я нашел, глазам просто не поверил. На стене, рядом с керосиновыми лампами.
— Почему она здесь? — спросил Егор.
— Наверное, по той же причине, что и твоя пуговичная куртка. Насколько я понимаю, тут собраны разные светильники. Керосиновые лампы, потайные фонари, вон то большое, вроде бы прожектор…
— А почему тогда ее не забрали?
Не знаю, почему ее не забрали, скорее всего, просто не знали, что это такое. Ацетиленовая лампа «Грот-2», лучший друг спелеолога, инструмент для исследователей подземных пещер и туннелей. Для диггеров. На витрине, новенькая, фабричного производства. Карбид в брикете.
Нет, в этом походе мне решительно везет. Я разбил витрину, достал карбидку.
Аккуратно сделано, но не очень надежно, металл тонкий. И слишком блестящий. А так все, что надо, — шланги с оплеткой, металл полированный. Ладно, возьму сам, буду осторожен, дальше.
Второй уровень был устроен, как первый — большой зал, вокруг застекленные отделы. Потолок в центре потрескался, люстра криво висит. Начали обход.
На втором ничего полезного или интересного найти не получилось. В некоторой неприкосновенности оказались «Все для бани», «Мебель Нова» и кафе «Труба-Дурочка» — почему-то даже вывески не посшибали. Здесь находились вещи относительно полезные: тяжелые чугунные печки, наверняка теплые, только совершенно непригодные для переноски. Медные, проеденные зеленью тазы, окаменевшее черное мыло, тоже большая в наши дни редкость, дрова заплесневелые.
«Мебель Нова» оказалось странной мебелью, ни нормальных привычных диванов, ни столов, а какие-то пластмассовые закорюки, на которых ни сидеть, ни лежать неудобно, недаром магазин самый неразвороченный оказался — кому такая ерунда вообще нужна?
«Труба-Дурочка» тоже ничем не порадовала, разве что битым стеклом и обилием потускневших музыкальных инструментов, труб, свирелей и других дудок Егор попробовал подудеть и угодил в классическую ловушку — прилип губами к гуделке, охнул, дернул, ободрался, зашипел от боли, заругался, вот что значит в слоне много сидеть — жизни совсем не знает.
— Так оно и случается, — поучительно сказал я. — С поцелуями стоит быть аккуратнее.
Егор вытер губы, треснул дудкой о стену, дудка ответила странным печальным звуком — у-у-у.
Двинулись. Отделы с товарами закончились и снова начались пластиковые елки, их тут оказались запасы, настоящий поддельный лес, продираться через который было нелегко — елки эти за минувшее время несколько испортились, пороняли мягкую пластиковую хвою и ощетинились острыми железками, мы перли через этот лес, и елки падали за нами с жестяным звуком. Зачем столько елок, настоящих, что ли, не хватало?
За елками пустота, только пыль толщиной в палец. Мы обогнули центральное пространство зала, вернулись к лестнице.
— На третий тоже пойдем? — поинтересовался Егор.
— И на третий.
Уровень отличался полным отсутствием каких-либо полезностей, поэтому мы не стали его осматривать подробно, да и устали уже. Прошли наискосок, к выходу в метро, обозначенному, как полагается, зеленой «эмкой».
Тоннель, ведущий к подземной станции, оказался широк, походил на плоский раструб, мне почему-то захотелось в него войти…
Я удержался.
Стояли, смотрели. Воздух в тоннеле был давно уже мертв, чувствовал это лицом. Егор облизывал губы, морщился, поглядывал в тоннель настороженно. Тоже чует. У слоновников чувство опасности развито, почти как у крыс, вычисляют ее по самым незначительным признакам.
— И что скажешь? — спросил я.
— Насчет чего?
— Насчет этого.
— Повезло… — сказал Егор неопределенно. — Провалились прямо куда надо… Необычно.
— Это не везенье, — возразил я. — Просто мы недалеко от центра, а тут станции строили в доступности до трехсот метров, чтобы народ не толпился. Я думаю, что это не центр торговли, а пересадочный узел, магазины потом надстроили. Наверное… Давай, вперед.
— В тот тоннель? — кивнул Егор. — Может, к Алисе вернемся?
— Сейчас… Немножко пройдем все-таки…
Шагнул вперед, под «М».
Под башмаками хрустнуло. У нас часто под ногами хрустит, почти всегда, то стекло битое, то крошка ледяная, то земля мороженая, но это был особый хруст, я узнал его, так может хрустеть только одно.
Человеческие зубы.
Весь пол был усыпан зубами. Крупными коренными, клыками, передними широкими, одним словом, всякими.
Егор обогнал меня сбоку, куда, дурак, торопится…
— Стой, — приказал я ему.
Он послушно остановился, молодец, только пуговицы брякнули.
— Что? Увидел что-то?
— Под ноги посмотри, — прошептал я.
Егор посветил под ноги.
— Зубы… — выдохнул он. — Кто столько навырывал? И зачем разбросаны?
Я посветил перед собой. Луч выхватывал из темноты стены, покрытые веселым кафелем, ничего, на первый взгляд, угрожающего, покой, благорастворение почти. Но зубы на полу просто так тоже не валяются.
Слизень. Ждет. Голодный.
Егор наклонился, собрал зубы в горсть.
— Старые, — сказал он. — Все пожелтели… Человеческие…
— Зуб — самое крепкое в человеке вещество. Оно не переваривается.
— Переваривается? Кем?
— Судя по зубам, слизень.
— Слизень? — поежился Егор.
— Ну да. Он слизывает. Раз — и все, нету, только сопли на землю стекают и зубы падают. Но уже потом…
— Он какой?
Егор снял с плеча двустволку.
— Я сам не видел… Они как удавы — нападают сверху, затягивают в нору, затем… Затем зубы.
— Так это змеи?
— Точно неизвестно…
— Сколько же он сожрал?
— Он тут давно уже, наверное, сидит, — объяснил я. — Сто лет, сто пятьдесят. Много сожрал, ты прав.
