Я, не вставая, заметил, что Инсент, как всем, безусловно, известно, имеет много чего сказать, он, по сути дела, много дней, если не недель, только и делал, что говорил не умолкая и всего несколько часов назад рухнул, свалился с копыт, до последней степени измучившись. Я произнес эти слова тихо, с юмором, поддерживая заданную Кролгулом тональность — говорить негромко, почти иронически.
— Ну и что? — требовательно спросил Колдер. Я с удовольствием отметил, что он снова уселся.
— Я хотел бы просить вас, — начал я, — обрисовать ситуацию. В конце концов, какими бы ни оказались последствия наших действий, пострадаете вы и ваш народ.
— Он прав, прав! — хором закричали из-за спины Колдера.
И я понял, что об этом-то шахтеры и толковали между собой все это время: «Ему-то что, в тюрьму ведь за все сядем мы».
Конечно, я рисковал — боялся, как бы Кролгул не взял слово и не увлекся своими ораторскими приемчиками. Я хотел провести переговоры в спокойной и здравомыслящей атмосфере. Кролгул развалился на своей скамье, исподтишка поглядывая на всех, и пытался встретиться взглядом с Инсентом, чтобы тот вновь попал под его влияние.
Инсент сидел рядом со мной, но его как будто не было, возле меня было пустое место. В данный момент он уже не принадлежал Кролгулу, но и самому себе не принадлежал; он не выступал каналом подачи мощи и энергии Шаммат, позволявшим до сих пор Кролгулу подключать их и отключать; но он также не давал возможности просачиваться через себя энергии Канопуса. Он стал никаким. И я надеялся, что смогу удержать его в этом состоянии, пока не вступят в действие целительные силы Канопуса.
Кролгул пока молчал. Он сделал ставку на то, что вернет Инсента под свое влияние.
Колдер, кратко посовещавшись со своими сторонниками, заметил сердито и отрывисто:
— Мы собрались здесь по вашему приглашению, пришельцы. Нам все равно, откуда вы, с Волиена, Сириуса или Канопуса. Наше положение стало невыносимо, и мы хотим услышать ваши предложения.
— Ни с Волиена, ни с Сириуса, ни с Канопуса — с Шаммат. Кролгул — с Шаммат, — объяснил я.
Сказав это, я сильно рисковал. Потому что если Канопус был для них всего лишь напоминанием о древних сказаниях и легендах, то слово Шаммат ассоциировалось исключительно с проклятиями и бранными словечками-паразитами, происхождение которых местные жители уже забыли.
— С Шаммат? Ничего себе! — вскипел Колдер. Его механизм восприятия нового был перегружен; он больше ничего нового не мог усвоить. — Да кто бы вы ни были, мы сюда пришли вас послушать. Так кто начнет?
Я тихонько проговорил:
— Может быть, вы, Колдер?
Колдер снова встал и сердито заявил:
— Наше положение таково, что мы только и знаем, что работать день и ночь, и наша жизнь короткая и мучительно тяжелая, а плоды наших трудов отбирает Волиен. Вот и все, что тут еще скажешь.
— Но, — подсказал я, — по мнению Кролгула с Шаммат, вы можете исправить положение, если организуете восстание, хотя он не уточнил, как именно его организовать, это «восстание». И еще, если убьете Грайса — генерал-губернатора. Так ведь? И тогда все ваши беды окончатся.
Когда окружение Колдера услышало идеи Кролгула в моем пересказе, все зашевелились и забормотали. Колдер же, по-прежнему стоя, заявил, помня о неизбежном присутствии невидимых самописцев и шпионов:
— Лично я и никто из нас никогда не говорил ничего подобного.
— Правильно, вы не говорили, — согласился я, — но на эту тему недавно шли тут кое-какие разговоры. А я тогда еще вам сказал, что есть альтернативы. И готов их изложить.
И тут вступил в действие Кролгул. Он даже не сдвинулся с места, всего лишь пробормотал как бы про себя:
— Ненасытная Утроба Грайс. Грайс Жадюга. — Обхватив руками колени, он улыбался, словно бы слушал какую-то неслышную нам музыку.
При этих его словах Инсент зашевелился и как будто пришел в себя.
— Вот именно! — буквально выкрикнул он, и на его лице снова заиграла улыбка, неизменно сопутствующая его состояниям самогипноза, — Грайс… Ненасытная Утроба… Хитрюга… — и вырубился опять.
— Ну, наш молодой господин, кажется, пробудился, — прокомментировал Колдер.
Я же тем временем заметил, что высоко на коричневой стене прямо надо мной появился бледный блик, которого до сих пор там не было. Мне достаточно было повернуть голову назад и взглянуть вверх, и там я увидел небольшое окошечко в стене, прямо над креслом для вынесения приговоров. В окошечке появилось лицо Грайса, такое же мертвенно-бледное и страдающее, каким было вчера, когда он слушал ораторов на площади.
До сих пор его еще никто не заметил.
Я сказал громко и категорично:
— Теперь я вкратце перечислю то, что, по-моему, вам надо сделать…
Но Крогул уже вскочил на ноги, встал в позу, напоминающую эмблему рабочего движения, и закричал:
— Смерть тирану, смерть Грайсу, смерть!..
И Инсент ожил снова, он стоял рядом со мной и улыбался.
— Смерть, — проговорил он, поначалу с запинками, но его голос набирал силу, — смерть грабителю с Волиена, смерть…
Возможно ли, Джохор, что иногда мы склонны — я мог бы выразиться и покрепче — переоценивать силы разума? Я хочу обратить ваше особое внимание на то, что Колдер — человек солидный, здравомыслящий, за свою жизнь привыкший давать точные оценки, выносить обоснованные суждения, проводить измерения.
И, конечно, когда Инсент встал, чуть покачиваясь, все еще смертельно бледный, но быстро обретающий силы, Колдер сочувственно заулыбался, он его явно жалел.
И я спросил его тихим голосом, стараясь говорить совершенно спокойно:
— Колдер, я могу высказать свое мнение?
— Если эти вам дадут возможность. — Колдер полунасмешливо, полувосхищенно усмехнулся и кивнул на эту пару: Инсента и Кролгула, стоявших в своих героических позах и распевавших: «Смерть…»
— Только вы можете их остановить, — заметил я.
— Да пусть болтают… — бросил Колдер.
Крогул тут же замолк и, сардонически, презрительно пожав плечами, снова уселся в своей привычной позе, которой он ухитрялся выразить скромное и непритязательное личное достоинство и в то же время — непередаваемое чувство своего превосходства.
Инсент все распевал, пока Колдер, привстав, не одернул его:
— Садись, парень, пусть свое слово скажет оппозиция.
И Инсент, ахнув, сел, в смятении бросив виноватый взгляд на меня, а потом на Крогула, — этим взглядом он извинялся и обещал поддержку.
— Вы должны сделать вот что: разносторонне развивать свою экономику, — заявил я.
Я знал, как мои слова их воспламенят, потому что это вроде бы совсем простое решение, но такого совета никто не ждал.
