Рабы с планеты С-181, как и другие рабы, завезенные Волиеном, рабы, которых империя использовала для прокладывания дорог и строительства космодромов, жили в лагерях сами по себе и вряд ли встречались с коренным населением.
И я начал понимать, стоя там, тревогу, даже антипатию, часто высказываемую волиендестанцами по отношению к этим людям. «Они как будто отштампованы из одного материала и по одному шаблону», — заявляли те с раздражением.
А мейкенцы? Что увидят волиендестанцы, когда те вторгнутся на их территорию?
Ормарин пришел на встречу со мной один, прошагав между рядами лагерных палаток. Я знал, что в эти дни он редко бывал без сопровождения группы «коллег», своей свиты, так что он наверняка все еще боялся, не примут ли меня за шпиона с Сириуса.
Ормарин курил свою трубку, и на лице его играла дружелюбная свойская усмешка.
О трубке следует сказать особо: из-за восхищения Ормарином курить трубку стало крайне популярным. Из конца в конец планеты жители держали во рту небольшие крепкие деревянные предметы, испускающие дым. На Волиендесте не так много лесов, как хотелось бы; поскольку древесина тут в дефиците, нашли хождение другие материалы. И вот этот внешний атрибут душевного спокойствия, надежности и здравого смысла утратил свое значение, когда все население пристрастилось к курению; так что выпустили закон, согласно которому только официальные лица определенного ранга могут курить трубки. И теперь в любой толпе можно отличить высокопоставленного чиновника по трубке, которую он курит. Курение стало, пусть вас не удивит это известие, тайным ритуалом в лагерях рабов. Можно даже передавать сообщения в зависимости от способа, которым разжигают трубку: как ее держат, как заполняют табаком; как выпускают дым. Высший чин выкажет свою добрую волю или благоволение, пригласив подчиненного поучаствовать в ритуале курения в особом случае.
— Курить будете? — первым делом спросил меня Ормарин, когда мы вместе оказались там, среди безобразных низких жилищ рабов с планеты С 181. Он курил, я — нет.
Этого грубовато-добродушного великана явно беспокоили мои расспросы.
— Ормарин, — сказал я, — сейчас я вам опишу положение, в котором вы оказались. Остановите меня, если я отклонюсь от темы… Вы объехали и обошли всю свою планету, объединяя рабов и свободных граждан, волиендестанцев и бывших волиенцев, беженцев и чиновников с Сириуса, которые тут осели, — вы объединили планету в целеустремленной страстной решимости защититься от вторжения.
— Верно! — воскликнул он. Ормарин стоял прямо, глядя мне в лицо серыми глазами и крепко зажав в зубах черенок дымящейся трубки, в которой угольки раскалялись докрасна и потом тускнели, снова вспыхивали и снова тускнели.
— Вы собираетесь обороняться от Сириуса…
— Да ведь вы говорили, что он вторгнется.
— К вам вторгнутся от имени Сириуса, но войскам этим не понадобится ничего из того, что подготовил Сириус для облегчения своего вторжения, — ни дороги, ни космопорты.
Он кивнул:
— Значит, вы ошиблись?
— Поскольку я знаю точно, какая именно планета намерена напасть, я могу посоветовать вам провести исключительно психологическую подготовку.
Ормарин призадумался, опустив вдоль тела руку с трубкой, которую он вообще-то не так уж и любил курить.
— По крайней мере, мы объединили планету. Это уже хорошо.
— И небось собираетесь сражаться каждый до последней капли крови?
— А как же иначе? — напористо спросил Ормарин и отчаянно задымил, так что его тут же окутали клубы дыма. — Мне кажется, все равно, какая планета, хуже Сириуса точно не будет. Только не надо мне говорить, что нам снова придется выслушивать весь этот бред насчет Морали.
— Боюсь, что придется.
— Я, знаете ли, предпочел бы планету, которая называет себя кровожадной, жестокой, уж лучше пусть ее целью будет что-нибудь от нас поиметь. Боюсь, еще одна доза всей этой Морали меня доконает.
— Неужели вас так беспокоят слова? — спросил я. Откровенно говоря, мне уже и самому порядком поднадоели все эти разговоры о Морали.
— По крайней мере, не придется осваивать новую лексику для общения с новыми правителями, — заключил Ормарин.
— Да почему вы принимаете как должное, что вас победят? — полюбопытствовал я.
— Не знаю — видимо, из-за донесений об этих — кто они там, Клорати? Полулюди, полуптицы? Я и представить себе не мог… скажу вам, я до смерти испугался! Вам-то я признаюсь, а товарищам не могу, конечно… — Передо мной был измученный страхом человек, он даже съежился. — Я знаю, мы, жители Галактики, можем быть каких угодно обликов и размеров. Хотя, по правде сказать, мне понадобилось кое-какое время, пока я привык к этим… — И мы оба посмотрели на людей с С 181, которые окружили нас, с любопытством рассматривая; но у всех них был пассивный, углубленный в себя, выжидающий взгляд, характерный для зависимого населения, терпеливо выжидающего благоприятного момента. Высокие, невероятно худые существа, с тусклой желтой кожей, с круглыми черными блестящими глазами… — Как подумаю о тех людях-птицах, так эти кажутся мне ну просто нашими близнецами!
— Ормарин, это вовсе не люди-птицы… — И я объяснил, какие на Мейкене существуют взаимоотношения жителей с животными. Я увидел, как его лицо исказилось от отвращения, а потом от страха.
— Вы хотите сказать, что эти люди держат животных у себя дома, словно членов семьи?
— Мейкенец спит, положив голову на бок своему пипизавру.
— И они едят выделения этих животных?
— Иногда им просто больше нечего есть. Так что представляете, какие там тесные взаимоотношения?
— И представлять не хочу, — с мрачным видом проговорил Ормарин. — Даже думать об этом неприятно.
— Отлично. Но подумать вам придется вот о чем — как ограничить их влияние, их мощь здесь, на вашей территории. И сделать это в ваших силах.
— Если одна планета нападает на другую, то ради чего? Ясное дело, ради добычи!
— Ваша планета мало чем может их привлечь. Это вам не сириане. Тех интересовали, скажем, ваши плантации; они собирались развести на Волиендесте огромные плантации ягод. Они хотели и вас задействовать, из-за вашего необычайного разнообразия генетически смешанных типов, чтобы проводить тут над вами всевозможные социальные эксперименты. Но Мейкену еще тысячелетия развиваться, пока их заинтересуют социальные проблемы. Они и о себе-то не задумываются с этой точки зрения. Их сила — эти пресловутые пипизавры — одновременно и их слабость. Люди могут функционировать только в связке с ними. Они воспринимают себя только вместе со своими животными. Они вторгаются на другие планеты и берут там только то, что полезно для Мейкена с этой точки зрения.
— И что они считают полезным?
— Очень немногое. Они ищут птиц и насекомых, чтобы взять их к себе и вырастить побольше пипизавров. Для мейкенцев животные — их богатство, их единственное богатство. И на нынешней стадии развития мейкенского общества эти животные на самом деле составляют их богатство, их силу, их главную привязанность, любовь.
