Лета выскочила, и с лестницы донесся дробный перестук каблучков. В дверь просунулась голова Сенгора.
— Да, да, я знаю, — повернулся к нему Даулис. — Не разрешено. Но я Даулис, член Верховного Совета Билмы, ты это знаешь. И я тебе приказываю: не вмешивайся.
Что оставалось Сенгору? Он и не вмешивался.
Маара с мешком в сопровождении Даулиса спустилась по лестнице; они прошли через зал, где свободные женщины помахали им вслед, неясно, кому именно из них, Мааре или Даулису. К ним присоединилась Лета со своим узелком, и они пустились по ночным улицам Билмы. Дошли до каких-то больших ворот, привратник узнал Даулиса и сразу их впустил. Даулис оставил женщин внизу, поднялся в дом, договориться со своим коллегой и другом, городским судьей. Вскоре Маару и Лету пригласили в дом, и через несколько минут Маара стала женой Даулиса. Лету зарегистрировали как свидетеля. От жениха с невестой потребовали подтвердить, что ни один из них не состоит в браке и не помолвлен. Маара вписала свое имя в толстую книгу с пергаментными листами. После того как она рассталась с Шабисом, писать ей приходилось лишь палкой в пыли. Мааре выдали кожаный кружок на шнурке, который следовало носить на шее, чтобы все видели, что она замужем и принадлежит своему супругу. Снова она порадовалась зависимости, обещающей свободу.
Даулис попросил судью сообщить Совету, что Маара из дома Далиды замужем и имеет право покинуть Билму.
— Ты та самая женщина, выдачи брата которой требует Чарад? — спросил ее судья напоследок.
— Мой брат на севере. Он в безопасности.
— Когда за твою голову назначена такая цена, нигде по эту сторону Тундры не будешь в безопасности.
Даулис быстро повел своих спутниц по проулкам и тропам, и вскоре они вышли к холму, с которого Маара с Данном следили за отправлением вагонов на Каназ. Они обошли холм и вышли к платформе, возле которой стояли, ожидая утра, несколько вагонов. В вагон беглецы влезть не отважились, а забрались в небольшой сарайчик неподалеку. Вскоре они увидели, как два солдата проверяют вагоны, заглядывая в каждый из них. На обратном пути один из них подошел к сарайчику и заглянул туда.
Даулис шагнул ему навстречу и спросил:
— Ты меня знаешь?
Солдат замялся.
— Мне велено тебя арестовать, — сказал он.
— Где ордер?
— Нет ордера. Нас глава Совета послал.
— Так вот, я Даулис, член Совета, и ты это знаешь. У тебя нет законного права меня задерживать.
Солдат явно недоумевал. Если этот господин член Совета, то с чего он тут прячется? Однако применять силу парень явно не решался, просто вышел, вернулся ко второму, и они принялись совещаться. Затем медленно зашагали прочь.
Время за полночь. Лета вынула хлеб, прихваченный на кухне мимоходом; они принялись жевать всухомятку, воды не было. Из будки они перебрались в крону поваленного дерева, спрятались в ветвях, не выпуская из виду платформу, ожидая возвращения солдат. Но вместо солдат появился какой-то бродяга, и они затаились. Если он увидит прячущихся, то, соблазнившись наградой, может их выдать.
Взошло солнце. На платформе появились люди. Трое беглецов направились к платформе, и тут Маара столкнулась с бродягой. Она поняла, что где-то видела этого оборванца, но сразу не смогла вспомнить… Но тут бродяга ухмыльнулся, и она узнала Кулика.
Кулик шагнул вперед и схватил ее за руку:
— Дай денег, Маара!
— Не дам.
— Сам возьму.
Меньше всего ей хотелось поднимать шум. Пришлось выгрести ему немного мелочи. Маара вырвала руку и бросилась догонять спутников, услышав вдогонку шипение:
— Где братца прячешь?
Маара догнала Даулиса и Лету, и они втроем впрыгнули в вагон, уже двинувшийся с места. Парни тянули и толкали, вагон быстро набирал скорость, но они еще успели заметить, как на платформу выскочили двое офицеров.
— Когда мы будем в безопасности? — спросила Маара.
— Не в Каназе, — ответила Лета. — Но город большой, можно спрятаться.
Даулис и Маара уважительно покосились на Лету. Та, вырвавшись из подавлявшей ее атмосферы публичного дома, преобразилась. На фоне темно-зеленого одеяния еще бледнее казалась ее кожа, а зеленые глаза как будто сияли. Волосы Лета скрепила в большой узел. «Кто здесь принцесса?» — дивилась Маара, глядя на эту странную женщину
Вагон набрал значительную скорость, и путникам приходилось хвататься друг за друга и за все, что попадалось под руку. Шаткое сооружение из деревянных досок и реек скрипело, грохотало, раскачивалось, грозило опрокинуться. О вероятности опрокидывания можно было судить по куче обломков такого же вагона, которую они миновали. И все же нельзя было сказать, что скорость была захватывающей дух. Хороший бегун мог бы держаться наравне с этой колымагой. Ведь ее и в движение-то приводили именно хорошие бегуны, у которых хватало сил перекликаться на бегу. Время от времени они менялись: «толкачи» и «тягачи» вскакивали в вагон, вернее, повисали на нем снаружи, а отдохнувшие занимали их места. Из их переклички следовало, что вскоре всех ожидает вынужденная остановка из-за поломки пути. На случай таких поломок вдоль дороги были подготовлены штабеля длинного металла и толстых коротких брусьев, из которых и состояла эта странная дорога «тяни-толкай». Вскоре вагон и вправду остановился в ожидании окончания ремонтных работ. Наша троица занервничала: от Билмы они отъехали не столь уж далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Остановились уже за пределами леса, по которому сначала катился вагон. Вокруг простиралась поросшая густой травой равнина. Мааре доводилось видеть сухие саванны, но тамошняя растительность резко отличалась от здешней. Она слышала, что под ногами у них, локтях в двадцати от поверхности, скрываются пески бывшей пустыни, которая называлась Сахар. Сразу вспомнилось название полосатой одежды — «сахар». На пески хлынула вода, выросли леса, в лесах бушевали пожары…
И сквозь все эти благодеяния и злоключения пробилось одно-единственное словечко, и люди, не знающие предков своих, заходят в лавку и покупают полосатую одежду под названием «сахар».
На тянувшейся рядом с металлическим путем дороге появился изрядный караван лошадей, повозок, ишаков, мужчин, женщин, носилок, подвешенных к животным и к… нет-нет, не к рабам, рабов в Билме нет! — к носильщикам. Сидевшие в вагоне любовались смешанной процессией в течение получаса.
— И зачем же нам этот вагон? — спросила Маара.
— Не ты одна задаешься этим вопросом. Иные не прочь покончить с этой дорогой. Но все же каравану надо неделю, чтобы добраться до Каназа, а вагон добегает за пару дней. И часто используется Советом в служебных целях.
— А также и в неслужебных, — усмехнулась Лета, и Даулис покраснел. — Называют этот путь еще и «Дорогой любви». — Слово «любовь» прозвучало у нее так, как будто упоминались рвотные массы или гнойные выделения. — Вдоль дороги всяких притонов понатыкано, кабаков да бардаков…
