Из дома Билла Кейза она перебралась к знакомому Билла — Фрэнку Дидди, добродушному редактору газеты «Цимлия пост». Легкое гостеприимство Африки начинало нравиться Роуз: в Лондоне зима, скукотища, а здесь новое общество, к тому же она живет бесплатно. «Пост», как ей было известно, в среде более или менее интеллигентных граждан считалась самой презираемой газетой. Ее передовицы обычно выдерживались в таком тоне: «Наша великая страна успешно преодолела очередную незначительную проблему. На прошлой неделе на электростанции произошел сбой из-за потребностей нашей бурно развивающейся экономики и, как нам стало известно, вследствие происков шпионов Южной Африки. Мы ни на миг не должны расслабляться. Мы не должны забывать, что на Цимлии сфокусированы сейчас попытки дестабилизировать ситуацию в нашей процветающей социалистической стране. Да здравствует Цимлия!»
Фрэнк Дидди, узнала Роуз, рассматривал подобные статьи как кость, брошенную для успокоения правительственных псов, которые подозревают редактора газеты и его коллег в «распространении лжи» о положении в стране. Журналисты «Пост» со времени Освобождения жили как на пороховой бочке. Их арестовывали, держали в заключении без предъявления обвинений, выпускали, арестовывали снова, подвергали угрозам, а мордовороты полиции, известные в редакции «Пост» просто как «мальчики», захаживали и в помещения газеты, и в дома сотрудников, угрожая арестами и тюрьмой при малейшем признаке непослушания. Что касается остального, то есть правды о Цимлии, Роуз услышала ровно то же самое, что у Барри Энглтона и у Билла Кейза.
Она добивалась интервью у Франклина, планируя сказать ему примерно следующее: «Говорят, ты владеешь четырьмя отелями, пятью фермами и участком леса, который незаконно вырубаешь. Это так?» Роуз полагала, что червь правды найдет так или иначе дырочку в наслоениях укрывательства и обмана. Задать подобный вопрос Франклину она не боялась. Она равна с ним. Они же друзья.
Роуз продолжала хвастать своей дружбой с Франклином, хотя уже много лет не виделась с ним. В дни всеобщего братства сразу после победы Освободительной войны она приезжала в Цимлию, звонила ему и получала приглашение встретиться с ним, но Франклин никогда не был один — всегда присутствовали еще друзья, коллеги, секретари и однажды его жена — застенчивая женщина, которая только улыбалась и ни разу не открыла рта. Франклин представлял Роуз как своего «лучшего лондонского друга». Шли годы, и теперь, когда она дозванивалась ему из Лондона или уже прилетев в Сенгу, то слышала неизменно, что он на совещании. То, что от нее, Роуз, отделываются такой грубой уловкой, было оскорбительно. Что он о себе думает, черт возьми? Да Франклин должен быть благодарен Ленноксам, которые были так добры к нему. Мы были добры к нему.
Она удивилась, когда на этот раз звонок в приемную товарища министра Франклина принес неожиданно быстрый и желаемый результат. Ее соединили с ним сразу же, и она услышала его сердечное:
— О, Роуз Тримбл, давненько мы не виделись, ты как раз тот человек, который мне нужен.
И они с Франклином встретились снова, но не в официальной обстановке, а в фойе новой гостиницы «Батлерс» — модного заведения, оформленного так, чтобы высокопоставленные визитеры не смогли найти ни единого различия между цимлийской столицей и любой другой. Франклин непомерно растолстел, он не вмещался в кресло, его большое лицо изливалось подбородками и черными блестящими щеками. А глаза стали узкими щелками, хотя Роуз помнила их большими, располагающими к себе, трогательными.
— Так вот, Роуз, нам нужна твоя помощь. Как раз вчера президент Мэтью говорил, что без твоей помощи нам не обойтись.
Профессиональное чутье подсказало Роуз, что эта фраза близка по духу ее собственным заверениям о том, что «мы с товарищем Франклином старые друзья». Товарищ Мэтью вообще упоминался в каждом втором предложении — либо хвалебно, либо с проклятиями. Должно быть, слова «товарищ Мэтью» звенят и журчат в небесном эфире как музыкальная заставка популярной радиопрограммы.
— Да, Роуз, это хорошо, что ты приехала как раз сейчас, — говорил Франклин, улыбаясь и бросая на нее подозрительные взгляды.
Они тут все параноики, слышала Роуз от Барри, от Фрэнка, от Билла и от их гостей, которые текли через дома Сенги в непринужденном колониальном — ой, ошибочка! — постколониальном стиле.
— Да, Франклин, я слышала, у вас проблемы?
— Проблемы! На этой неделе наш доллар снова упал. Сейчас за него дают в тридцать раз меньше, чем после Освобождения. И знаешь, кто в этом виноват? — Франклин наклонился к Роуз, потрясая перед ее лицом пухлым пальцем: — Это все международное сообщество.
Она ожидала услышать обвинение в адрес южноафриканских шпионов.
— Но в стране вроде все идет неплохо. Я только вчера читала в «Пост».
Франклин с неожиданной энергией выпрямился — чтобы увереннее себя чувствовать в противостоянии ей, — оперся ладонями о ручки кресла.
— Да, мы преуспеваем в наших начинаниях. Но враги Цимлии говорят иное. Вот тут-то ты нам и пригодишься.
— Всего три месяца назад вышла моя большая статья о Вожде.
— Прекрасная статья, прекрасная. — Он не читал ее, это было видно. — Но появляются и другие публикации, которые пачкают доброе имя страны и обвиняют товарища президента во всех грехах.
— Франклин, говорят, что все цимлийские лидеры очень богаты, что вы скупаете фермы, гостиницы, все подряд.
— Кто такое говорит? Это ложь. — Он помахал в воздухе рукой, разгоняя докучливые стайки лжи, и снова откинулся в кресле.
Роуз молчала. Фрэнклин всмотрелся в собеседницу, даже приподнял голову, потом уронил ее обратно.
— Я бедный человек, — заныл он. — Очень бедный человек. И у меня много детей. И все мои родственники… ты же понимаешь, я знаю, ты понимаешь, что в нашей культуре человек, который добился чего-то в жизни, должен обеспечивать не только свою семью, но и всех многочисленных родственников, помогать им всем.
— И это замечательная культура, — сказала Роуз, которой эта концепция действительна грела душу. Только посмотрите на нее саму! Когда она, еще совсем девочка, была такой беспомощной, где были ее родные? А потом еще сынок из богатой семьи капиталистов-эксплуататоров воспользовался ею…
— Да, мы гордимся нашими традициями. Старики в нашей стране не умирают в одиночестве в приюте для престарелых, и у нас нет сирот.
Ну, даже Роуз знала, что это неправда. Она слышала о последствиях СПИДа — когда взрослые умирали, дети оставались брошенными на произвол судьбы, без средств к существованию, хорошо, если жива древняя бабушка, которая возьмет их к себе.
— Мы хотим, чтобы ты написала о нас. Рассказала о нас правду. Я прошу тебя описать то, что ты видишь здесь, в Цимлии, чтобы остановить наконец это вранье. — Франклин оглянулся на элегантное фойе, на улыбающихся официантов в ливреях. — Ты же сама все видишь, Роуз. Посмотри вокруг.
— Я видела в одной из ваших газет список. Список всех министров и высокопоставленных чиновников и того, чем они — чем вы — владеете. У некоторых не одна, не две фермы, а целых двенадцать.
