— Так ты позвони мне перед отъездом, — все пыталась выпроводить его Фрэнсис. — Ты говоришь, через пару дней?
Но он не уходил.
— Это был псих! — выкрикнула Роуз. — Какой-то псих взял и застрелил президента!
— Но кто заплатил этому психу? — спросил Джеймс, оправившись после первой неудачи, хотя его щеки все еще горели.
— Не следует отбрасывать ЦРУ как вариант, — сказал Джонни.
— ЦРУ никогда не следует отбрасывать как вариант, — уточнил Джеймс и был награжден улыбкой и кивком Джонни.
Джеймс был крупным молодым человеком, старше Роуз, старше всех их — за исключением, пожалуй, Эндрю. Роуз заметила, что Фрэнсис изучает новенького, и немедленно отреагировала, будучи чутко настроена на любую критику:
— Джеймс увлекается политикой. Он дружит с моим старшим братом. И бросил учебу.
— Ну надо же, — сказала Фрэнсис, — какой сюрприз.
— Что значит сюрприз? — вскинулась Роуз. — Почему вы так сказали?
— О, Роуз, это всего лишь шутка.
— Она шутит, — пояснил Эндрю, словно переводя слова матери, как будто это было необходимо.
— Да, кстати, раз уж зашла речь о шутках, — вспомнила Фрэнсис. Когда они все убежали наверх смотреть новости, она увидела, что на полу опустевшей кухни стоят две большие сумки, набитые книгами. Теперь она указала на них Джеффри, который не сумел сдержать горделивой улыбки: — Хороший улов сегодня?
Все рассмеялись. «Детвора» воспринимала воровство в магазинах как нечто само собой разумеющееся, но для Джеффри это стало делом принципа. Он регулярно обходил книжные магазины именно с целью стащить что-нибудь — школьные учебники были предпочтительнее всего, хотя он брал все, что мог. Называл он это «освобождением» книг, с намеком на Вторую мировую и своего отца, который во время войны летал на бомбардировщиках. Джеффри говорил Колину, что его отец не может думать и говорить ни о чем, кроме войны: «Во всяком случае, нас с матерью он точно не замечает». С тем же успехом отец мог бы погибнуть в одном из боев, если судить по тому, что он сделал для семьи с тех пор. Колин на это отвечал, что и сам в таком же положении. «Война, революция — все одно».
— Да благословит господь «Фойл», — сказал Джеффри. — Там я освободил больше книг, чем во всех других магазинах вместе взятых. Прямо благодетель человечества этот «Фойл». — Но он то и дело поглядывал на хозяйку и нервно добавил: — Фрэнсис не одобряет.
Они знали, что Фрэнсис этого не одобряла. Она так часто говорила: «Все дело в моем воспитании. Меня с детства учили тому, что воровать плохо», что, когда она или кто-нибудь еще критиковал остальных или не соглашался с ними, «детвора» подхватывала: «Все дело в вашем воспитании!» Но недавно Эндрю сказал, что шутка уже приелась.
Джонни не упустил случая поразглагольствовать на одну из своих любимых тем:
— Да-да, правильно, забирайте у капиталистов все, что сумеете. Ведь откуда у них все это? Украдено ими у вас же!
— Неужели у нас? — поддел отца Эндрю.
— У рабочего класса. У простых людей. Так что берите у этих подонков все подряд.
Эндрю никогда не воровал в магазинах, считал это недостойным поведением. С откровенным вызовом он спросил:
— Тебе не пора возвращаться к Филлиде?
Намеки Фрэнсис можно было игнорировать, но слова сына заставили Джонни направиться к двери.
— Никогда не забывайте, — обратился он напоследок ко всем, — каждый ваш шаг, каждое слово, каждая мысль должны сверяться с нуждами Революции.
— Так что ты сегодня добыл? — спросила Роуз у Джеффри. Она восхищалась им почти так же, как восхищалась Джонни.
Джеффри вынул книги из сумок и сложил из них на столе башню.
Все захлопали — за исключением Фрэнсис и Эндрю.
Фрэнсис взяла свой портфель и достала оттуда одно из писем, которые принесла из издательства домой. Она зачитала его вслух:
— «Дорогая тетушка Вера…» Тетушка Вера — это я. «Дорогая тетушка Вера, у меня трое детей, все школьники. Каждый вечер они приходят домой с ворованными вещами, в основном это конфеты и печенье…» — Тут вся компания дружно застонала. — «Но может быть что угодно, в том числе учебники…» — Все захлопали. — «А сегодня мой старший сын пришел с парой дорогих джинсов». — Снова аплодисменты. — «Прямо не знаю, как быть. Когда нам звонят в дверь, я все время думаю, что это полиция». — Фрэнсис выдержала паузу, пока «детвора» выражала свои чувства долгим «У-у». — «И я так волнуюсь за них. Была бы очень признательна вам за совет, тетушка, а то я уж и не знаю, что делать». Она вложила письмо обратно в конверт.
— И что ты собираешься ей посоветовать? — поинтересовался Эндрю.
— Может, нам поможет в этом Джеффри. В конце концов, староста должен хорошо разбираться в подобных ситуациях.
— О, — простонал Джеффри, спрятав лицо в ладонях и притворяясь, будто плачет, — Фрэнсис воспринимает это всерьез.
— Да, я воспринимаю это всерьез, — согласилась Фрэнсис. — Это воровство. Вы — воры, — сказала она, обращаясь по большей части к Джеффри, поскольку его давнишнее пребывание в их доме давало ей на это право. — Ты — вор. И этим все сказано. Я не Джонни, — добавила она.
За столом воцарилась тишина. Роуз хихикнула. Полыхающее огнем лицо новичка — Джеймса — было красноречивее любого признания.
Софи воскликнула:
— Но, Фрэнсис, я и не знала, что вы настолько сильно нас не одобряете.
— Да, не одобряю, — сказала Фрэнсис, но лицо и голос ее смягчились, потому что это была Софи. — Теперь будете знать.
— Все дело в вашем… — начала Роуз, но под взглядом Эндрю умолкла.
— Ну, пойду послушаю, что говорят в новостях, и мне еще надо поработать. — Она вышла, на прощание сказав: — Доброй ночи, — обращаясь ко всем и таким образом давая разрешение, в том числе и Джеймсу, остаться на ночь — если будет такое желание.
Перед телевизором Фрэнсис просидела всего несколько минут. Выходило, что Кеннеди действительно застрелил какой-то сумасшедший. Ну, с ее точки зрения, просто не стало еще одного политика. Вероятно, он заслужил свою судьбу. Конечно, Фрэнсис никогда не позволит себя высказать эту мысль вслух, уж очень она не соответствовала духу времени. Иногда Фрэнсис казалось, что из долгих отношений с Джонни она вынесла всего одну полезную вещь: умение держать свое мнение при себе.
Перед тем как сесть за работу, которая в этот вечер состояла из чтения сотни с лишним писем, принесенных домой, она приоткрыла дверь в гостевую комнату. Тишина и темнота. Фрэнсис на цыпочках подошла к кровати и склонилась над закутанной в одеяло фигуркой — маленькой, почти детской. Так она и думала: Тилли держала во рту большой палец.
— Я не сплю, — послышался ее голосок.
— Я волнуюсь за тебя, — сказала Фрэнсис и услышала, к собственному удивлению, что ее голос дрожит, а ведь она обещала себе не принимать близко к сердцу проблемы других людей, потому что какой от этого может быть толк? — Ты выпьешь какао, если я тебе принесу?
