Кейт знала, что через несколько часов она будет передана из рук весьма предупредительной международной организации в руки не менее предупредительной авиакомпании. Благодаря телевидению, радио, рекламным фильмам Кейт, как и все мы, имела представление о международных авиалиниях. Но жизнь – не кино, и произошло все совсем не так, как Кейт ожидала. Накануне вылета забастовка технического персонала аэропорта была отменена, и Кейт уже почти уверилась, что полет состоится; но на следующее утро объявили забастовку административные служащие аэропорта. Тогда Кейт поехала поездом до Парижа, с тем чтобы там пересесть на самолет до Рима; однако в Париже ее ожидал очередной сюрприз: все дороги на аэродром были перекрыты из-за демонстрации, устроенной иностранными рабочими, в основном испанцами и итальянцами, и вылет самолета на Рим в этот день был весьма проблематичен. Тогда она решила ехать поездом Париж – Рим. Но в таком случае надо было переменить авиабилет на железнодорожный, и это превратилось в целую проблему. Начались мытарства: пробки на улицах, путаница и неразбериха в документах, всевозможные проволочки, но в конце концов механизм обслуживания сработал и ей удалось, хоть и в последний момент, переменить билет. В Турции, как она и ожидала, ее сразу же окружили вниманием: предоставленный в ее личное пользование блестящий лимузин провез Кейт по улицам города сквозь толпы людей, которые даже и не мечтали когда-либо сесть в такую машину, – за исключением тех, в чьи обязанности входило управлять ею и следить за ее исправностью; отгороженная от внешней среды, воспринимая ее только визуально, Кейт ехала по улицам незнакомого города и обменивалась замечаниями с шофером на французском языке. Отель по стилю и атмосфере напоминал Всемирную продовольственную организацию. Номер Кейт был точной копией безликой коробки, которую она только что покинула. Из-за задержек в пути она приехала к месту работы с опозданием, одновременно с делегатами – множество мелких неотложных дел было недоделано; и вдобавок не хватало одного переводчика. Кейт забросила в номер свой чемодан и тут же поспешила к начальству; все накопившееся раздражение обрушилось на нее: в глазах начальства она олицетворяла ту халатность, на которую жаловались поголовно все делегаты, остановившиеся в этом отеле, – точно так же, как жаловалась она сама вчера и позавчера в Лондоне, Париже и Риме.
В распоряжение конференции был предоставлен целый этаж отеля. Зал для предстоящих заседаний очень походил на тот, в котором она только что работала и о котором уже стала думать как о своем втором доме. Как и лондонский, он был обшит блестящими деревянными панелями от пола до потолка – только здесь пол не был устлан толстым ковром, как там, а выложен кафельными плитами, образующими узор, скопированный с пола одной из мечетей. Посредине зала стоял огромный стол, на этот раз прямоугольный, с наушниками, переключателями. В обязанности Кейт входило, в частности, и обеспечение рабочего места каждого делегата всем необходимым: карандашами, ручками, водой и стопкой бумаги, на которой можно рисовать всякую всячину, спасаясь от скуки во время затянувшихся дебатов. Разумеется, она лично не занималась раскладкой всех этих предметов – просто она должна была проследить, чтобы служащий отеля не забыл это сделать. Служащего звали Ахмед. Это был полный, бледный молодой человек, услужливый, с обезоруживающей добродушной улыбкой, ее коллега с турецкой стороны, ее союзник, ее собрат. Он говорил по-французски, по-немецки и по-английски, и его крайне устраивало, что Кейт владеет языками, которых он не знает – итальянским и португальским. Он знал все порядки и правила, существовавшие в отеле, где он работал, но никогда прежде не обслуживал конференций – вернее, имел дело только с совещаниями бизнесменов и думал, что эта международная конференция будет совсем не похожа на то, с чем ему приходилось иметь дело раньше. С Кейт они разговаривали на общих для обоих языках. Когда к Ахмеду подходил бой в ливрейной курточке с галунами и блестящими пуговицами, Кейт слышала лишь короткие распоряжения Ахмеда и такие же короткие ответы боя. Находясь в постоянном общении с Ахмедом – обедая за одним столом, обсуждая нужды делегатов, встречаясь мельком в коридорах отеля, шагая бок о бок по каким-то делам, – она повсюду слышала турецкую речь, но воспринимала ее как невнятные звуки, не более. Вокруг нее, за стенами отеля, был мир, где ее уши, столкнувшись с незнакомым языком, становились невосприимчивыми, словно были забиты ватой. Чужой язык окружал ее со всех сторон, словно непромытое стекло, мутное и непроницаемое. Когда горничные перебрасывались репликами в коридоре, ее уши начинали болезненно ныть, как бы ощущая свою ущербность, они, точно живые, мыслящие существа, чувствовали, что должны что-то улавливать, и если им это не удается, значит, это их вина… Без Ахмеда Кейт была бы как без рук.
Он знал все о ночной жизни города: знал все рестораны, знал, где можно посмотреть восточных танцовщиц, знал наперечет все мечети и христианские храмы и вдобавок знал несколько коротких маршрутов для экскурсий в пригородах Стамбула – словом, как гид он был незаменим. Город, если смотреть на него, не слишком вглядываясь, с высоты, представлял собою россыпь заманчиво сверкающих крыш, серебристые воды залива и сеть улочек – таких же чужих и далеких, как и сам турецкий язык, улочек, где ключом бьет незнакомая жизнь, которую Кейт хотела узнать поближе, понять… Мимо окна, где она стояла, прямо на уровне ее глаз, пролетела птица. Таких птиц она еще не встречала. Ей подумалось, что это робкая попытка незнакомого мира установить с ней контакт, и она долго провожала взглядом птицу, пока та, пролетев над Босфором, не удалилась к шпилям и куполам противоположного берега. Рядом стоял Ахмед и ждал указаний относительно питания делегатов. К моменту, когда последний делегат вышел из самолета, уже была готова обширная программа развлечений, экскурсий, знакомства с городом и предусмотрен широкий выбор популярнейших блюд любой национальной кухни мира. И, едва успев разобрать чемоданы, беззаботные и нарядные, щебеча на всех мыслимых языках Земли, делегаты с энтузиазмом включались в водоворот светской жизни, словно и не было позади никакой дороги – усталость была неведома этим людям, привыкшим с необыкновенной легкостью пересекать целые континенты. По составу делегации сразу стало ясно, что конференция будет протекать в спокойной обстановке, без каких-либо осложнений. Делегаты явно импонировали друг другу. Впрочем, это было им свойственно, этим официальным представителям своих стран, тонким толкователям национальных интересов, галантным соперникам в делах. За столом заседаний они вступали в конфликты друг с другом, одни пытались бесцеремонно навязывать другим точку зрения своей страны и даже обвиняли их во всех смертных грехах вплоть до нечестной игры: Это такая-то страна виновата, у них в прошлом году завелся жучок, и из-за него пострадал весь рынок!.. Ничего подобного, это у вас жучок, всему миру известно – не умеете выращивать урожай, так нечего валить с больной головы на здоровую… А вы только к своей выгоде стремитесь, вечно путаете другим карты!.. Вот уж пальцем в небо – наоборот, всегда хотим помочь нашим несчастным братьям в отсталых странах, – да, прямо как дети, не поделившие игрушки; но сколь бы серьезно и сколь часто ни происходили такие перепалки, вне залов заседаний: в кулуарах, в барах, в кафе и ресторанах, уж не говоря о постели, – всюду царило полное единодушие и взаимопонимание. И ничего удивительного: всех этих людей роднило общее дело, связывал одинаковый образ жизни – все были одним миром мазаны.
