Когда они подъезжали к Лондону, пошел дождь, и Крессида подумала, не сожалеет ли Сент-Рейвен о своем донкихотстве. Однако дождь был кстати. На улице не будет никого, кто мог бы увидеть ее прибытие, и она быстро скроется в доме.
Карета остановилась у двери ее дома, и в этот миг дождь сменился настоящим ливнем, который казался сплошной пеленой за окнами и вспенивал лужи. О бедный Трис!
Крессида подождала, пока он открыл багажное отделение и отнес ее саквояж к двери дома, с трудом пробираясь по лужам. По крайней мере на нем были сапоги и шляпа, хотя с полей шляпы вода текла потоками.
Крессида не удержалась от улыбки, глядя на этого кучера.
Салли слегка приоткрыла дверь, затем открыла ее пошире, чтобы забрить саквояж. Потом скрылась в доме и вынесла что-то – большой черный зонтик ее отца. Трис открыл зонтик и подошел, чтобы распахнуть дверцу кареты. Он протянул руку Крессиде. На секунду их взгляды встретились.
– Спасибо, – сказала она с чувством.
– Поблагодаришь меня позже, когда у тебя будут драгоценности. Я высохну, переоденусь, а затем отправлюсь к Миранде. Если мне нужно будет передать тебе весточку, я пришлю Кэри.
У них было время только на это. Они поспешили к двери, где ждала Салли. Но перед тем как уйти, он слегка поклонился ей:
– Счастливого пути, мадемуазель!
Крессида зашла в дом, повернулась и стала смотреть, как герцог Сент-Рейвен забирается на козлы, как трогают лошади, увозя его из ее мира.
«Счастливого пути», – подумала она ему вслед. Она знала, что и для него и для нее это значило «прощай навсегда».
«Прощай, любовь моя», – шепнула Крессида.
Глава 18
Салли закрыла дверь и водрузила зонтик обратно на подставку в форме слоновьей ноги.
– Скверная погода, мисс. Как жаль, что вам пришлось ехать в такой дождь.
– Да, неуютно. Моя мать у отца?
– Да, мисс.
Теперь у них была только одна служанка, и поэтому Крессида сама понесла шляпную картонку и саквояж в свою комнату, стараясь не думать о том, что его ручка все еще хранит тепло руки Сент-Рейвена. В своей комнате она сняла перчатки и шляпку, а затем пошла навестить родителей.
Она обнаружила, что ее отец спит, а мать вяжет. Луиза Мэндевилл всегда утверждала, что вязание успокаивает. После того как у ее мужа случился приступ, она, должно быть, связала столько шалей и шарфов, что в них можно было одеть половину бедняков Лондона.
Мать подняла взгляд; ее усталые серые глаза прояснились.
– Крессида, милая! Я ждала тебя только через несколько дней. Все хорошо? – Она замолчала в ожидании ответа.
Ее бедная мать всегда была такой уверенной в себе, но эта катастрофа потрясла ее.
– Я собиралась пробыть там неделю, но помешала эпидемия ветряной оспы, – объяснила Крессида, целуя мать в щеку. – К счастью, сосед возвращался в Лондон и предложил отвезти меня домой. Как отец?
– Все так же. Доктора говорят, что ему лучше, но могут быть осложнения оттого, что он все время лежит в постели.
Девушка взглянула на неподвижную фигуру на кровати. Во сне отец выглядел здоровым. Только бодрствуя, он был таким странным – смотрел в пустоту, казался глухим и немым. Его всегда загорелая кожа была бледной. Крессида знала, сколько труда стоило заставить его хоть чуточку поесть.
Мать вздохнула.
– Я столько раз говорила ему, что прощаю его за этот проигрыш, просила успокоиться. Не знаю, что я могу еще сделать.
Крессида была уверена, что именно потеря драгоценностей привела отца в такое состояние. Приведет ли их возвращение к выздоровлению? Когда она получит какие-то известия? Трис вряд ли еще добрался до своего лондонского дома, не говоря уже о том, чтобы переодеться и отправиться к Миранде Куп.
Мать вывела Крессиду из комнаты и закрыла дверь.
– Иногда мне хочется надавать пощечин твоему отцу, – сказала она. Сейчас она больше была похожа на себя. – Проиграть целое состояние! – Она прикрыла глаза рукой и вздохнула. – Пока тебя не было, Крессида, я многое передумала. Срок аренды дома скоро закончится, и у нас нет денег на то, чтобы возобновить ее. Я продала почти все драгоценности, чтобы платить доктору, Салли и покупать еду. Жизнь в Мэтлоке дешевле, но нам нужны деньги на то, чтобы добраться туда. Я даже не уверена, что твой отец сможет выдержать путешествие… О, Кресси, что нам делать?
Крессида сжала руку матери. Она не хотела раньше времени пробуждать надежды.
– Мы могли бы составить опись, – предложила она. – Нам не нужны все эти вещи, мы можем продать кое-что из них.
И это, подумала девушка, поможет объяснить, если понадобится, как она нашла тайник с драгоценностями.
– Сомневаюсь, что нам удастся выручить много денег за них. Почти все здесь досталось нам вместе с домом.Когда я думаю обо всех этих индийских штучках, которые твой отец оставил в Стокли-Мэнор, мне становится плохо. Да и дома так жалко! – Она прижала руки к вискам. Крессида обняла ее.
– Не думай об этом, мама. Оставь это мне!
К ее удивлению, из глаз матери потекли слезы.
– Дорогая, что бы я делала без тебя? Но это так несправедливо! Ты должна веселиться на вечеринках, подыскивать мужа. Ты так молода!
– В Лондоне нечего делать в августе, мама. Честное слово, хотя это и было замечательным путешествием, я рада вернуться в Мэтлок.
– Если бы мы могли позволить себе жить в Лондоне!
О Боже! Должно быть, ее мать думала об этом целыми днями.
– Мы справимся, – как можно увереннее сказала Крессида.
Грустно улыбаясь, мать высвободилась из ее объятий.
– У тебя такая энергичная, деловая натура, дорогая. Это в тебе от отца. По крайней мере раньше он был таким практичным… – Она покачала головой. – Я должна вернуться к нему. Ради Бога, составь опись вещей, как только немного отдохнешь после путешествия.
Крессида посмотрела, как мать возвращается к привычному дежурству, а затем побрела в свою комнату, думая о том, что любовь – это и большая ответственность. Она всегда полагала, что счастливый брак предполагает полное согласие между двумя людьми.
Любила ли ее мать отца, несмотря на его ужасное поведение, или эта связь была просто проявлением долга? За двадцать два года Луиза Мэндевилл ни разу не дала понять, что скучает по мужу, но она с радостью приняла его обратно. В прошлом году они казались такой счастливой парой.
Теперь мать сердилась на отца. Она увидела, как глупо он вел себя, и все-таки была предана ему. Крессида вздохнула. Для нее эта задача была слишком сложной.
Девушка распаковала саквояж и обнаружила на дне синюю чадру Рокселаны. Она не жалела о том, что привезла ее, но нахлынули воспоминания, и она разволновалась. Этот кусок ткани вновь возвращал ее к герцогу, а для нее окончательный разрыв был бы гораздо лучше.
