– Ну так! – с неимоверным самодовольством бросил Саша, направляясь мимо меня прямо к выходу.
– Чаю не хочешь? – крикнула я ему вслед, но Саша уже исчез за черной дверью.
«Ну, почему у него всегда не хватает времени, чтобы поговорить?» – вздохнула я, потопталась немного в предбаннике и прошла в мастерскую.
– А вот и Геля. Тут твой хахаль приходил, – с невинным видом заявила Эзергиль.
– Повторяю еще раз для глухих: он мне не хахаль, – сурово сказала я. – Просто друг детства. Ну, решили вопрос?
– Катьку спрашивай. Катька, будешь помогать красавцу?
– Почему бы и нет? Работы на пять минут, – буркнула Погодина, деловито пряча в сумку Сашину кассету. – Хотя вообще мысль интересная…
– И юноша интересный, а? – лукаво заметила Эзергиль.
Погодина невпопад пожала плечами. Ее мысли явно витали где-то не здесь.
– Да он же в два раза младше тебя! – ляпнула я, так меня удивила реплика Эзергили.
Обе мастерицы дружно расхохотались.
– Смотрите, Гелька ревнует! – обрадовалась Эзергиль. – Катька, я думаю, нам с тобой не стоит тратить на него время. Ейный хахаль, конечно, юноша приятный, да уж больно красоваться любит. Какие мы эффектные в черном свитере в обтяжку, а как мы плечи расправляем и подбородок вздергиваем, а как реснички опускаем и глазками в девушек стреляем…
Погодина хмыкнула, но от себя, как ни странно, ничего не добавила.
– Каждый жест-то у нас отрепетирован, – продолжала измываться Эзергиль.
– Да ты сама такая же! – не выдержала я.
– Такая же манерная и неестественная?
– Ну вас всех, – махнула я рукой, осознав, что, защищая Сашу, подставляюсь сама. – Болтайте что хотите, мне абсолютно все равно.
– И волосы он наверняка перекисью осветляет, – добавила Эзергиль, но не нашла поддержки ни у меня, ни у Погодиной, и тема закрылась сама собой.
– Кстати, – вспомнила я, – Кать, давай договоримся, когда ты отдашь мне кассету.
– С чего это я должна ее тебе отдавать? – подняла брови Погодина.
– Мне же надо будет вернуть ее Саше…
– Я сама отдам. Саша дал мне телефон. Твое посредничество абсолютно не требуется.
– Вот, получи! – захохотала Эзергиль. – С Катькой только свяжись…
А я подумала, что могу защищать Сашу, рисковать ради него жизнью, подставляться и унижать себя просьбами, но на благодарность с его стороны мне, скорее всего, рассчитывать нечего.
ГЛАВА 19
В преддверии весны. Жмурки в доме Хольгеров
Я жду весну. Ее предвестники мерещатся мне там, где они есть и где их нет. Типично февральское утреннее солнце, которое всю зиму появлялось раз в неделю, радуя народ ослепляющим холодным сиянием, начинает греть: я чувствую прикосновения его тепла на щеке, такие нежные и неуловимые, как будто кто-то, едва касаясь, водит по моей коже пуховкой. За окнами поет невидимая синичка с интонациями человека, который жаждет высказать что-то важное, а мысли обгоняют слова – наверно, ей, как и мне, что-то показалось. Слякоть теперь не бесит, а внушает безосновательный оптимизм.
Двадцать восьмого февраля, дождавшись, когда стемнеет, мы с мамой пошли выгуливать шубы, дабы та моль, которая ела их всю зиму, могла подышать свежим воздухом и собраться с силами перед весенне-летним сезоном. Медленно, как две копны, мы продвигались по самым неосвещенным дворам и переулкам в окрестностях улицы Савушкина. Темнота была непременным условием, при котором я пару раз в год соглашалась выйти на улицу в этом чудовищном тулупе – даре вологодской тетки, от которого в свое время не удалось отвертеться, а теперь было жалко выбросить. С маминой шубой история была еще печальнее. Шуба была, можно сказать, боярская – норковая, стелющаяся по земле, с широкими рукавами и воротником асимметричной формы на безвкусной золоченой пуговице. От мехового одеяния убийственно разило нафталином, поскольку всю зиму она провисела в шкафу. Мама не носила ее по целому ряду причин, хотя мечтала о ней года два: уговаривала папу, копила деньги. Потом вершился ритуал покупки: каталоги, журналы мод, хождение по магазинам и салонам, примерки, муки выбора. Поначалу мама таскала с собой меня, но чем дальше, тем реже – во-первых, это было мне неинтересно, а во-вторых, я ее компрометировала своим видом и поведением: в салонах хватала руками шиншилловые палантины и к ужасу продавщиц норовила их примерить, на вопль: «Так какую же мне выбрать?!» отвечала: «Возьми вон ту прикольную, с бантом на попе», или: «Да они все какие-то облезлые», или: «Лучше поехали на птичий рынок, найдем там такую же в десять раз дешевле, заодно на хомячков посмотрим», и прочее в том же духе.
Наконец к середине зимы, свершилось – шуба была куплена. Но тут мама где-то вычитала, что норковые шубы в цивилизованном мире носят только проститутки из стран Восточной Европы. После этого шуба прочно поселилась в шкафу и покидала его пару раз за зиму, когда ее полагалось проветрить, чтобы ее, не дай бог, никто не съел.
Мы брели дворами, стараясь выбирать неосвещенные участки трассы, и болтали ни о чем, когда у мамы в сумочке заиграл мобильник. С полминуты она с кем-то жизнерадостно чирикала – я не вслушивалась – а, закончив, сказала мне:
– Гелечка, тетя Наташа приглашает нас на чашечку чаю. Зайдем? Заодно и прогуляемся полчасика.
Все-таки хорошо, что мы выбирали самые темные дворы и закоулки: мама не увидела, как у меня вспыхнули щеки. Вот это и называется подарок судьбы! Как-то сразу я осознала, что на улице уже почти март – чудесный, прохладный, свежий весенний вечер.
– Ну, давай зайдем, – равнодушно согласилась я. – Что там у нее, вечеринка?
– Ничего особенного, – со смешком сказала мама. – Бабьи посиделки. Натка с подругой Майей отдыхают от своих мужиков.
Так, поняла я, значит, Саши там нет. В этом по крайней мере один плюс – он не увидит, как я захожу в его квартиру в дурацком тулупе. И вообще, если уж мама попадет в гости, то одной чашечкой дело не ограничится, а там, глядишь, и «мужики» вернутся. Мне много о чем хотелось с ним поговорить: например, спросить, добилась ли Погодина успехов с кассетой «Бурзума ». Предвкушая, каждая по-своему, приятный вечер, мы бодрым шагом двинулись в сторону Белой Башни.
Бабьи посиделки у Хольгеров были организованы основательно. В гостиной витали клубы сизого табачного дыма, проникновенно пел Джо Дассен, за художественно сервированным журнальным столиком восседала с сигареткой массивная тетя Майя с видом полной расслабленности и неги. Тетя Наташа встретила нас в дверях и, не забыв отметить наши доспехи («Ах, какая стильная молодежная дубленочка! Гелечка, почему же ты ее не носишь постоянно?!»), пригласила угоститься тортом «наполеон» собственной выпечки – разумеется, «погубленным и неудавшимся», зато изготовленным по эксклюзивному рецепту. Но не успела я опробовать на себе ее кулинарные эксперименты, как вдруг выяснилось, что мое присутствие на этом празднике жизни вовсе не приветствуется и вроде бы даже лишнее. В самой любезной форме мне было предложено после обещанной чашки чаю перебазироваться на пятый этаж того же дома, в квартиру тети Майи, где в данный момент происходит молодежная вечеринка в честь дня рождения ее сына Дани и где мне, несомненно, будет гораздо веселее, чем в унылой компании трех старых теток. На мое растерянное: «Но я же там никого не знаю!» – тетя Наташа с негодованием воскликнула: «А Сашеньку!» – и я поняла, что попала.
