— Боже мой, — тихо говорит Мэтт, качая головой.
— Да, это ужасно, прости, — снова повторяю я. — Мне хотелось найти информацию по кому-нибудь из выживших, но я не могу в точности сказать, чье дело содержится в папке.
— А что случилось с родителями этой девочки? — спрашивает Мэтт, игнорируя мои попытки оправдаться. Закрыв записи Мэйсона, я открываю другой документ из той же папки. Это согласие на участие в проекте, подписанное родителями Келси. Убрав его с экрана, я открываю следующий файл. В нем содержится сопроводительная документация, в которой описана дальнейшая судьба родителей девочки, переведенных на нелегальное положение. Оказывается, их просто переселили в другое место, не меняя фамилию, так как причины делать это не было. Они живут в Северной Дакоте. В отчете о последнем контакте с ними, датированном 2011 годом, написано, что они «ведут нормальный образ жизни».
Да уж. Все нормально, за исключением того, что их дочь мертва.
Мэтт больше не задает вопросов, и я открываю следующую папку.
В первом документе содержатся записи, идентичные тем, что мы читали в деле Келсе. Они касаются другого ребенка из «автобусной группы», которого курирует не Мэйсон.
Дело № 20
Имя: Натан Фрэнсис.
Возраст: 9 лет.
Предположительная причина смерти: перелом шейного отдела позвоночника (на рентгеновском снимке заметен перелом шейного позвонка, что вполне согласуется с обстоятельствами гибели (дорожно-транспортное происшествие); признаки реакции отсутствуют).
Первая инъекция: не проводилась.
Реакция: отсутствует.
Вторая инъекция: не проводилась.
— Черт возьми! — снова восклицает Мэтт, на этот раз с большим жаром.
— Ой, прости, — говорю я.
Быстро закрыв файл и ткнув пальцем в экран, я открываю следующую папку. На этот раз, слава богу, мне попалось дело мальчика, которому удалось вернуть жизнь. Его зовут Гэйвин Сильва. Фамилия была изменена на Виллареал. Листая документ, описывающий его воскрешение, я громко и радостно вздыхаю. Семья Виллареал была перемещена в Нью-Йорк.
— Мы с ним знакомы, — говорю я. — Он такой классный.
— Да? — вяло спрашивает Мэтт. Похоже, ему хочется услышать хорошие новости не меньше, чем мне.
— Да, — подтверждаю я. — Воскрешение помогло многим из нас. Мы вернулись с того света.
Ощущение такое, будто я только что вышла из дома с привидениями: нервы звенят, как перетянутые струны, усталость — как после сильного стресса. Сделав паузу, чтобы прийти в себя, я пытаюсь объяснить Мэтту, в чем польза проекта «Воскрешение».
— Этому мальчику, Гэйвину, сейчас двадцать два года, — рассказываю я, стараясь говорить спокойно. — Он бы тебе понравился — такой веселый. Учится в художественном университете, великолепно рисует. На прошлый день рождения прислал мне рисунок… портрет в моей комнате, помнишь?
— Да, я видел.
— Так вот. Жизнь Гэйвина, как это ни странно звучит, после катастрофы наладилась. Несколько лет назад Мэйсон рассказывал мне, что когда они жили в Берне, отец издевался над ним — бил его, тушил о него сигареты, — рассказываю я, ежась от страха.
— Вот скотина, — говорит Мэтт, и в его глазах я замечаю огонек скрытой ярости.
— Да, точно, — соглашаюсь я. — Ужасный человек. Гэйвину приходилось нелегко. Но когда он стал участником проекта, все это прекратилось.
Мэтт недоуменно смотрит на меня, приподняв брови. Решив, что ему интересно узнать больше, я продолжаю рассказ:
— Лучшим другом Гэйвина был парень по имени Майкл Декас. Он погиб. В общем, еще до катастрофы родители Майкла стали подозревать, что в доме Гэйвина происходит что-то нехорошее, но заставить Гэйвина рассказать, что именно, так и не смогли. Мэйсон говорил мне, что они обращались с расспросами к матери Гэйвина, но та все отрицала и после этого запретила сыну на какое-то время ходить в гости к Декасам. Потом случилась эта авария. На Майкла состав не подействовал; его родители очень расстроились. А потом, когда оживляли Гэйвина, агенты обнаружили на его теле ожоги. Его тело никто вернуть не потребовал — родители, кажется, все это время были в Канаде, и агенты спросили у других родителей, знает ли кто-нибудь из них Гэйвина. Родители Майкла Декаса рассказали о том, что их дети дружили, и, увидев ожоги, немедленно заявили о том, что заберут Гэйвина и готовы вместе с ним перейти на нелегальное положение… усыновив его.
— Не может быть, — поражается Мэтт.
— Да, это правда, — подтверждаю я. — В каком-то смысле участие в проекте дважды спасло Гэйвину жизнь.
— Да, — соглашается Мэтт. — Но знаешь, это все равно что-то вроде похищения. Мне кажется, это еще хуже, чем врать монахиням.
— Да, наверное, — говорю я, сообразив, что никогда не думала об этом в таком ключе.
— Нет, ну, конечно, они правильно сделали, — быстро поправляется Мэтт. — В смысле, как они могли вернуть парня человеку, который использовал его как пепельницу?
— Да уж, это точно, — соглашаюсь я, не слишком, впрочем, уверенно, после чего мы с Мэттом оба погружаемся на какое-то время в свои мысли.
Мои думы окрашены сплошь в оттенки серого. Сколько раз я думала о том, насколько жизнь Гэйвина стала лучше, но об одном не подумала — что чувствует его родная мать? Каково ей было тогда, и что она переживает сейчас? Мне впервые приходит в голову, что эта ситуация, быть может, не так ясна с моральной точки зрения, как я привыкла считать.
Быть может, стоило предложить и ей перейти на нелегальное положение вместе с Гэйвином.
Что-то гложет меня, не знаю точно что. Похоже на чувство вины: ведь я пытаюсь переосмыслить проект, давший мне жизнь, родителей и дом. Подумав об этом, решаю оставить историю с Гэйвином, по крайней мере пока, и поговорить о ком-нибудь еще.
— Были и другие ребята, которым проект принес одно только добро, — говорю я Мэтту. — Как я уже сказала, Меган теперь живется куда лучше. А также Тайлеру и Джошуа Хиллам — они, кстати, близнецы, очень похожие. Воскресить удалось обоих. Они живут в Юте. Представляешь, как было бы ужасно, если бы выжил только один из них? Кстати, младшая сестра Элизабет Монро тоже должна была ехать в том автобусе, но не попала на него, потому что заболела и осталась дома. Но Элизабет воскресла, так что сестре никогда не придется обвинять себя в том, что ей повезло и она не села в тот день в автобус. Представь себе, что это такое — просыпаться каждое утро с мыслью о том, что твоя родная сестра не…
Мне так хотелось избежать сложных моральных дилемм и защитить проект, что я совершенно не отдавала себе отчета в том, что говорю. Однако осознав, как воспринимает мои слова Мэтт, я чувствую себя так, словно меня ударили обухом по голове. Снова обретя через какое-то время способность воспринимать происходящее, я смотрю на Мэтта широко раскрытыми от ужаса глазами.
