Устоял, плечи расправил.
– С 1917-го, товарищ Мехлис. А что?
– Что?! – специальный представитель даже подпрыгнул. – Почему не обеспечили наше прибытие? Почему в городе постороннее население? Кем и с какой целью дано указание на провокационное сборище возле аэроплана? А если бы сюда пробрались японские шпионы и белогвардейские террористы? Куда вы смотрели, большевик Кречетов? Где усугубленная, ужесточенная бдительность? Ибо коммунист… – Палец-штык взлетел к потолку: – Обязан верить только в учение Маркса. Все прочее берется под подозрение и разъясняется!..
Иван Кузьмич беззвучно двинул губами, с трудом сдерживаясь, чтобы не ответить на все вопросы сразу, коротко и честно. По какому адресу должно направлять за разъяснениями таких горлопанов, он понял еще будучи беспартийным.
Однако как направишь? Все-таки гость, да еще из Столицы.
– План нумер пятнадцать, – мрачно изрек он.
Мехлис осекся. Краем глаза Иван Кузьмич заметил, как беззвучно, не разжимая тонких губ, смеется комполка Волков.
– Согласно этому плану, товарищ Мехлис, на площади присутствовала не публика, а красноармейцы и партийный актив, должным образом переодетые. А про клоуна я сам придумал, чтоб достовернее вышло. Вдруг с вами бы, скажем, товарищ из Коминтерна прилетел? Был бы ему, значит, полный реализм с классовой борьбой. И радио у нас, между прочим, имеется, еще со старых времен, именем революции национализированное…
Он поглядел на бородатый портрет, словно ожидая подтверждения. Меценат Юдин, насупив густые брови, солидно кивнул.
Искровая станция молчала уже второй год, но в наличии и вправду имелась.
– Еще вопросы, товарищ Мехлис?
Столичный гость слегка притих, но все же не потерял прыти. Палец метнулся в сторону купеческого лика.
– Это у вас такой Карл Маркс? А Энгельс где?
У портрета начала отвисать челюсть, палец между тем ткнулся в стол:
– Здесь золото и секретнейшие документы, а возле комнаты нет караула! А вдруг сюда зайдет белогвардеец? И не говорите, что этого не может быть. Ибо коммунист…
– Белогвардеец сейчас зайдет, – невозмутимо согласился Волков. – Умоется только. Кто ж его знал, что гражданин болтанки не переносит?
– Безобразие! Требую меня не переби…
Товарищ Мехлис так и не смог выразить свое возмущение. Краснолицый легко дернул ладонью, и голосистый член ЦК, находившийся от него в нескольких шагах, каким-то образом влип в ближайшую стену. Постояв немного, отлип и начал медленно сползать на пол. Иван Кузьмич воспринял случившееся без особого удивления, занимало его другое. Пассажиров в «Юнкерсе» было четверо. Один сейчас на полу, курьер отправлен отдыхать, остались парень в форме и при карабине, а также тот, который…
– Разрешите?
Парень с карабином оказался легок на помине.
– Вводите! – хмыкнул Волков. – Готовься, Иван Кузьмич. Говорят, кусается.
Кречетов ощутил внезапную робость, но виду не подал. На всякий случай приняв суровый вид, оправил гимнастерку, бороду огладил…
Пахнуло хлоркой. На пороге появилось что-то серо-рыжее, лохматое, бородатое, в старой дырявой шинели и дырявых же ботинках на босу ногу.
– Иди, иди, не задерживай!..
Вошло, невнятно забурчав, взглянуло исподлобья, блеснуло яркими голубыми глазами…
– Помнишь, товарищ Кречетов, как мы с тобой познакомились? – негромко спросил Волков. – Расскажи гостям.
Иван Кузьмич понял, что удивляться уже не способен.
– Такое не забудешь, Всеслав Игоревич. Мы тогда за Бакичем-иродом гнались. Упустил я его под Атамановкой и вдогон кинулся, через границу. Шли мы по Халхе, где чахары живут, самое их разбойное племя. Карта кончилась, лошади устали, сухари мы почти догрызли. А тут ты – посреди степи…
Прервавшись на миг, дабы дух перевести, Кречетов заметил, что лохматое и бородатое слушает очень внимательно и даже кивает. Товарищ Мехлис, успевший уже встать с пола, напротив, присел на стул и отвернулся.
Откуда взялся посреди степи командир 305-го полка, Иван Кузьмич решил не уточнять.
– И хорошо, что встретились. Ты нам карту показал и разъяснил обстановку. Если бы мы назад не повернули, как раз нарвались бы на Унгерна, он тогда с бандой своей к Троицкосавску шел. У него с две тысячи сабель, а у меня – двадцать три человека с комиссаром и фельдшером. Так что, товарищ Волков, какой бы ты ни был, все мы тебе, так сказать, по гроб жизни…
Лохматое-бородатое шагнуло к стене, на которой висела большая карта Сайхота и Монголии, принявшись с интересом ее рассматривать. Грязный ноготь уткнулся в бумагу, и Кречетов сообразил, что место указано абсолютно точно.
Волков дернул щекой.
– Сделай добро – и брось в реку Тигр… Я не потому спросил. Тогда ты с Унгерном так и не познакомился. Теперь можешь наверстать.
Иван Кузьмич скользнул взглядом по комнате, прикидывая, кто из присутствующих – Унгерн. Товарищ Мехлис на эту роль не слишком подходил, Всеслав Игоревич тоже.
– Так вы – Кречетов? – послышался высокий пронзительный голос. – Значит, это вы оперировали в Сайхоте и разбили Бакича?
Лохматый-бородатый резким движением сбросил шинель с плеч и шагнул вперед, ударив в пол стоптанными подошвами.
– Я еще тогда понял, что против Бакича действует талантливый и грамотный офицер. Посему смело могу сказать, что рад знакомству. Позвольте отрекомендоваться: генерал-лейтенант Роман Федорович Унгерн!..
Товарищ Кречетов, сглотнув, молча кивнул в ответ и покосился на Волкова. Все, конечно, на свете бывает, однако кровавого белогвардейского палача барона Унгерна, если верить газетам и телеграфу, поставили к стенке больше года назад!
– Исполнение приговора сочли возможным временно отложить, – невозмутимо пояснил комполка. – На одном из допросов гражданин Унгерн пообещал провести Красную Армию до самого Тибета. Так далеко нам пока не требуется…
– Но вам надлежит попасть в Пачанг! – подхватил лохматый. – Я имел честь посетить этот город в 1912-м году, а теперь с немалым интересом проделаю этот путь с вами. Касаемо же моего нахождения в живых, смею заметить, что пощады не просил и в совершенном не каялся. Поражение свое, однако, в полной мере признаю и заявляю, что готов служить великой России. Большевиков все равно прогонят, интересы же империи на Востоке следует защищать.
– Враг трудового народа! – донеслось со стула. – Японский наймит!..
Товарищ Мехлис определенно пришел в себя. Барон, вздернув брови, втянул ноздрями воздух:
– А вы, сударь, – масон вавилонский!
Иван Кузьмич отошел к подоконнику и, достав кисет, принялся сворачивать козью ногу.
А теперь лечу я с вами – эх, орёлики! —
Коротаю с вами время, горемычные.
