Дункан воодушевился и приготовился, как задумал, завладеть инициативой. Краймонд закрыл дверь. Дункан последовал за ним к одному из столов. Краймонд поднял с пола лампу и поставил ее на стол. Свет упал на руки Краймонда, и Дункан заметил, что они дрожат. Он почувствовал себя спокойней и заговорил:
— Что ж, Краймонд, я, как видишь, пришел, как ты просил в своей странной записке, но позволь мне сразу сказать. Думаю, я понимаю твое желание, твое, может быть, стремление увидеть меня. Наверное, нам обоим нужно убедиться, что мы можем находиться в одной комнате и мир при этом не обрушится. Ты сильно испортил жизнь мне и Джин, и было бы нелепо говорить здесь о каком-то прощении или примирении, которое ты, возможно, — я говорю: возможно, — имел в виду, когда писал то письмо. В чем, видимо, стоит удостовериться для пользы твоего, а может, и моего душевного состояния, так это в том, что мы, пожалуй, способны смотреть друг другу в глаза, в чем мы уже убедились. Ты еще, наверное, подумывал о каком-то разговоре. Это, должен тебе сказать, совершенно невозможно. Тяжесть злодеяния, какое ты совершил дважды, не допускает никакого согласия сторон. Неужели ты действительно воображаешь, что мы сядем и станем по-мужски обсуждать Джин или жаловаться друг другу, что оба мы греховодники? Заметь, что я произнес ее имя в твоем присутствии, и это уже само по себе удивительно, но дальше мы не пойдем. Уверен, ты согласишься. Твое вызывающее письмо разгневало меня. Но, подумав, я увидел его в ином свете. Подозреваю, ты сам, когда писал его, не имел четкого замысла. Я также подозреваю, что за эти дни ты пришел к такому же заключению, что и я. Сама наша встреча, то, что произошло в эти последние минуты, — это главное. Конечно, моя ненависть, мое отвращение к тебе остаются. Подобные глубокие и справедливые чувства как по волшебству не уходят. Приходится жить с этим. Иногда ради себя самого необходимо очистить и смирить свое воображение. Если бы я остаток жизни предавался безумным навязчивым мыслям, это было бы для меня худшим злом, нежели ты причинил мне и чем, может, гордишься. Я не желаю думать о тебе каждый день и спрашивать себя, что произойдет, если мы встретимся. Мы встретились, и ничего не случилось. Напряженность ушла, без всякой взаимности, просто сама собой, почти физически ощутимо. Уверен, ты понимаешь. Думаю, на этом мы и завершим, оставим как есть на данный момент, то есть мы посмотрели друг на друга. Предоставляю тебе гадать, какие угрозы я мог бы тебе высказать. Уверен, без принуждения ты больше не будешь переходить мне дорогу. Это все, что я имею тебе сказать.
Речь эта, произнесенная экспромтом, очень удивила самого Дункана. Ни о чем таком он не думал, даже когда уже спускался в полуподвал. Но, произнося ее, он понял, что говорит здраво и его слова производят эффект. Может, его особо убедил в этом вид дрожащей руки Краймонда. Огромным и совершенно непредвиденным облегчением было то, что, как оказалось, можно находиться в одной комнате с Краймондом и остаться целым и невредимым. Он намеревался, чтобы «переговорить» Краймонда, прибегнуть к обобщенной гневной риторике. Но так уж случилось, то, что он говорил, действительно имело смысл и было обращено к разуму Краймонда. Он даже чувствовал, что произвел на него впечатление. С последними словами он повернулся, чтобы уйти, но не торопясь. Краймонд явно хотел что-то сказать, и краткое заключение завершило бы встречу.
Речь Дункана, которую Краймонд старался не прерывать, конечно, привлекла его внимание. Он даже подчеркнуто подождал, давая Дункану возможность что-то добавить, если хочет. Он не сводил глаз с Дункана, подняв рыжеватые брови, тонкие волоски которых необычно горели в свете лампы. Лицо его было невозмутимо, он раскрывал и сжимал ладони, словно успокаивая себя. Наконец негромко и заинтересованно сказал:
— Да, но у меня в мыслях не было что-либо обсуждать с тобой или, боже упаси, говорить о Джин. Ну вот, я тоже произнес ее имя.
Как раз в этот момент Дункану, пренебрежительно махнув рукой, следовало повернуться и пойти прочь, всем своим видом показывая, что ему безразлично, что там думает Краймонд, он сказал свое слово и уходит. Если бы он так сделал, Краймонд, возможно, не остановил бы его. Но Дункан в этот момент настолько был уверен в своем превосходстве, что уступил любопытству. И сделал ошибку, спросив:
— Чего же ты хотел?
— Поединок, конечно, — сказал Краймонд, сопроводив свой ответ слабой страдальческой улыбкой.
— Ну, не будь дураком, — сказал Дункан, еще не встревоженный, но уже попавшийся в шелковую паутину краймондовской воли. — Не любитель я театральщины.
— Так зачем же тогда пришел?
— Затем, чтобы сказать то, что только что сказал.
— Я тебе не верю. Вздор, который ты нес, ты придумал на ходу, в последний момент, это была пустая риторика. Хотя то, что ты сказал о ненависти и гневе, справедливо. Ты пришел потому, что не мог не прийти. В противном случае просто проигнорировал бы мое письмо, которое было, как ты выразился, вызывающим. Проигнорировал. Чего я и ожидал. Я удивлен, что ты здесь. Но раз уж ты здесь…
— Я ухожу, — сказал Дункан, поворачиваясь к двери более решительно.
— Нет, не уходишь, — сказал Краймонд и, быстро обойдя Дункана, преградил ему дорогу. — Дверь заперта, я запер ее, когда вошел следом за тобой.
Дункан застыл на месте. В любом случае Краймонд представлял серьезное препятствие. Если попытаться обойти, Краймонд может дотронуться до него, схватить. При мысли, что Краймонд дотронется до него, Дункана парализовало от отвращения. Сейчас, когда он стоял лицом к лицу с ним в этом большом холодном сумрачном помещении, от былого неопределенного яростного намерения наброситься на Краймонда осталось одно воспоминание. Не вспыхнуло в нем подобного живительного порыва. Единственной заботой было — как бы удалиться с достоинством. Он чувствовал, что какое-то время владел ситуацией, по крайней мере не дал Краймонду говорить, и должен сейчас сделать то же самое. Но теперь он был в слабой позиции. Он сказал твердым голосом:
— Не собираюсь драться с тобой. Как ты мог вообразить такое? Я пришел не для того, чтобы потакать твоим фантазиям.
— Сними пальто, — сказал Краймонд. — Придется тебе слегка задержаться. Мне не нравится видеть тебя в пальто. Сними его.
Дункан освободился от пальто. Он сделал это, опасаясь внезапного нападения Краймонда и не желая, чтобы оно мешало ему. А еще потому, что начал бояться Краймонда. Он сумасшедший, думал Дункан, способен на все, что угодно. Дункан бросил тяжелое пальто на письменный стол, где оно опрокинуло лампу. Краймонд вернулся от двери и поставил лампу на место.
Ища в гневе спасения от страха, Дункан сказал:
— Это фальшивый низкопробный спектакль. Ты обезумел от злости, потому что Джин бросила тебя. Она увидела, что ты ничтожен и груб, что ты скучен. В этом все дело.
При ссылке на Джин Краймонд вспыхнул, лицо его внезапно густо покраснело. Но его выражение не изменилось.
— Как ты можешь! — тихо проговорил он. — Только не это, только не это!
— Отопри дверь, — сказал Дункан.
