– Был и остаюсь князем черниговским. Ныне же пошлю в Туров за Святополком. Пусть придет и возьмет великий стол.
Игумен просиял лицом.
– Хорошо ты сделаешь, князь. Как сродник твой, святой князь Борис-мученик, ради любви уступишь старшему брату.
– Святополку, второму Окаянному, – тихонько охнул позади Георгий.
Посветлел вдруг взглядом и Мономах.
– И ты хорошо сказал, отче. Не чаял я никогда уподобиться старшим моим сродникам, святым князьям Борису и Глебу, пострадавшим от брата. Теперь же сотворю волю Божью.
Приняв благословение от игумена, князь с дружинниками отправился в Киев. После полудня глашатаи разнесли по городу, что Мономах из любви к брату зовет на киевский стол туровского Святополка. Чернь отпраздновала эту весть новым буйством: напала на конную сторожу у Михайловой горы и пограбила две усадьбы.
Во дворе тысяцкого отроки отворили дверь амбарной клети, извлекли двух пленников.
– Ступайте восвояси, – устало сказал им Янь Вышатич.
– Ну мы тебе этого не забудем, боярин, – обещали помятые отроки.
– Господь с вами, дети. Я-то думал – Мономах мою верность проверяет тайным соблазном да посулом. А Путята пусть на меня обиду не держит. Ему нынче с князем его великая радость.
Наутро князь Владимир с отрядом дружинников выехал за городские ворота у горы Щекавицы, которыми так часто въезжал в Киев, торопясь из Чернигова на совет к отцу. Позади дружины ехал обоз, на котором везли малую часть добра из Всеволодовой казны.
Лядскими воротами в другую сторону, к Переяславлю, проскакал Ростислав.
Через три дня в стольный град Руси вступил со своей запыленной в пути дружиной Святополк Изяславич. Он проехал под сводом Золотых ворот и, чуть не падая с коня от усталости – так торопился завладеть великим столом, возгласил:
– Мой Киев!
8
Беспокойному изумлению князя не было предела. Не успел как следует усесться в Киеве, как нужно опять думать о войне. Да с кем – с шелудивыми степными князьцами Боняком и Тугорканом. Теми самыми, что позапрошлым летом вместе с теребовльским князем Васильком Ростиславичем терзали и опустошали ляшские земли. В Турове Святополк немало наслушался от ляхов жалоб на это кровавое разорение и лютых угроз выпустить потроха теребовльскому Васильку. От одних лишь имен половецких ханов его долго потом бросало в гневный жар.
Две седмицы после вокняжения в Киеве Святополк пребывал в благодушии и хмельной радости, что одолел своего врага Мономаха. К киевским мужам он отнесся снисходительно. А чтобы и они укрепились в дружбе к нему, показал им добрую волю и княжью твердость – повелел заточить в темницу половецких послов. Те явились, прослышав о смерти старого князя и пожелав обговорить мир с новым. Перечисление того, что они хотели получить взамен обещания не грабить русские земли, заняло немало времени. После, на пиру Святополк потешался над их наглостью и душевной простотой свирепых ханов, а киевские бояре в ответ выказывали князю недовольство. Мол, не посоветовался с ними. Дурное, мол, дело сотворил – это уже говорили не словами, а взглядами.
И впрямь, половцы в отместку за послов пришли на реку Рось и осадили град Торческ. Святополк, исполненный благих намерений, приказал отпустить послов, пообещав им все, что требовали, ради мира. Однако выполнять обещанного вовсе не думал, а намерен был степняков коварно обмануть. И снова киевская старшая дружина, с которой не посоветовался, удовольствия не выразила.
Половцы тем временем никакого уважения к княжьим обещаниям тоже не проявили.
– Не хотят поганые мира с тобой, князь! – доложил отрок, прискакавший из Поросья.
– Как это не хотят? – тревожно удивлялся Святополк, накручивая прядь длинной бороды на палец. – Сами ведь просили мира… Чего ж они хотят?
Он опасливо обводил взглядом киевских бояр, созванных на совет, словно боялся услышать от них ужасную неприятность.
– Воевать Русь они хотят, – мрачно высказался один, такой древний, что Святополку стало еще удивительнее.
– Это что за плесневый гриб? – наклонился он к воеводе Путяте Вышатичу, сидевшему рядом.
– Брат мой Янь, киевский тысяцкий, – насупясь, ответил Путята.
– Он годится тебе в деды, Путша. Так долго не живут!
– Не обижай его, князь, – попросил воевода, – ради меня.
– Половцы идут широко, – рассказывал тем временем отрок, – воюют все Поросье, от Юрьева и Торческа до Канева…
– Да что там воевать нынче? – нетерпеливо оборвал его Святополк. – По весне у смердов и взять нечего.
– Ополонятся вдоволь смердами, тоже хорошая добыча для поганых, – все так же сумрачно изрек тысяцкий.
– А почему на моей земле? – вдруг осведомился князь, грозно сведя брови. – Почему поганые воюют не переяславскую землю или черниговское Посемье? Уж не братец ли Мономах натравил их на меня, чтоб не мытьем так катаньем согнать с киевского стола?
Дружина оторопела от такого предположения.
– То вряд ли, – ответил за всех, поднявшись с лавки, старый и дородный боярин Воротослав Микулич. – Не надо было тебе, князь, без совета расправляться с половецкими послами.
– Не больно-то князь Всеволод со своей старшей дружиной советовался, – запальчиво и с насмешкой выкрикнул туровский боярин Славята Нежатич.
– Что из этого вышло, всем известно, – спокойно ответил Воротислав Микулич. Пустить острым словом и в долгу не остаться он и сам умел, за более полувека жизни наторел в этом искусстве. Но теперь не считал нужным заваривать перебранку. – Киевская земля оскудела от лихоимства и насилия, от прошлогодней войны и мора. В ополчение не набрать много воинов, а одной дружиной с половцами ныне, как видно, не сладить. Нужно искать с ними мира.
– Верно, – поддержали боярина остальные, – не пытайся, князь, идти ратью против степняков. Мало у тебя под рукой воинов.
– Киевская дружина испугалась сыроядцев! – снова посмеялся Славята.
Святополк Изяславич, слушавший всех с усердием и мотавший бороду на палец, встал, повел решительным взором.
– Велю дружине собираться в поход. Моих семь сотен отроков да киевские кмети – постоим за землю Русскую, отомстим поганым за сожженные ляшские грады!..
Князь запнулся. Бояре смотрели настороженно.
– Зачем это нам, князь, мстить за ляхов? – прозвучал наконец вопрос. – Оно, конечно, король у них – твой родич, да только нам такие родичи – как шлея коню под хвост. Будто оводы злющие кусают Русь на порубежье.
– За землю Русскую постоять – мало вам? – озлился Святополк.
– Это, князь, иное дело, – вставил слово хазарин Иван Козарьич. – Но если бы у тебя было и семь тысяч отроков, то где взять столько смердов в обоз, и столько корма для коней, и столько сыти для людей? Оскудела наша земля, верно сказано. Не время теперь воевать такими силами.
