…Не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу…
В чувство его привело дикое ощущение. В спину начало что-то давить, бока сжало тисками, в затылок уперлось нечто жесткое. Одна рука была в кольце захвата, второй Мурманцев пытался освободиться. Его сжимало все сильнее. Он нащупал на животе то, чужеродное, что держало его, и стал отдирать от себя. Ужас проник в душу. Это были руки человека. Руки мертвого человека. Кости скелета.
Над ухом клацнула челюсть. В яме было смрадно и черным-черно. Фонарь остался наверху. Мурманцев уперся ногами в землю, напружинился и ударил затылком мертвую голову. Локтем свободной руки остервенело колошматил по сухим ребрам под собой. Встать он не мог. Скелет будто цепями приковал его к земле.
Потом земля начала падать на лицо. Стены ямы стали осыпаться с тихим кладбищенским шорохом. Мурманцев извивался, лягался и до одури, до звона в мозгах бил головой по черепу мертвеца. Скелету все это было нипочем.
Тогда Мурманцев прекратил выдираться из могильных объятий и посмотрел в небо. «Так не бывает, — спокойно, отрешенно подумал он. — Это только морок». Внезапно над ямой появилось свечение. То самое, движущееся. Огненный шар завис над Мурманцевым, на миг ослепив его. Потом стал медленно спускаться. В могиле сделалось светло, как в присутственном месте. Сквозь яркое сияние Мурманцев разглядел, что края ямы поднимаются, точно растут. Мертвец уходил в землю и тянул его с собой. А сверху на него невесомо падала шаровая молния.
Она подошла почти вплотную. К самому лицу. Он чувствовал ее жар. А она будто прислушивалась к нему.
…Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится. Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»…
Огненный шар взмыл и исчез за краем могилы. Полыхнул отсвет молнии, раздался треск, полетели искры, и яма наполнилась громким шелестом. Мурманцев схватился за ветку упавшего дерева, протянутую ему как рука утопающему. Она была достаточно толстой и прочной, чтобы выдержать его.
«Защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его. И явлю ему спасение Мое».
Хватка, держащая его, слабела. Он выдернул занемевшую вторую руку и потащил себя наверх, перехватывая ветку. Полностью освободившись, с силой лягнул скелет, взобрался на ствол, лежащий поперек ямы. В пяти метрах от нее на рухнувшем дереве плясал огонь, быстро подбираясь к кроне. Из земли торчал короткий обугленный пенек.
Мурманцев вытер рукавом лицо. Пот смешался с землей и кровью. На зубах скрипел песок.
Отплевываясь, он дохромал до фонаря. Потом вернулся к яме. Сквозь набившуюся березовую листву было видно, что там ничего нет. Никаких скелетов.
Из куртки он достал холодное оружие древних людей и бросил вниз. Ногой ссыпал часть выкопанной земли, похоронив артефакт.
…Ты вывел из ада душу мою и оживил меня, чтобы я не сошел в могилу…
Выбравшись из оврага, Мурманцев упал в траву возле дуба. Проверил, дрожат ли руки. Руки не дрожали. Ну, может, чуточку. Посмотрел на часы. Почти четыре. Спросил себя, чего ради понесся сюда ночью, тайком. Как мальчишка, которому приспичило доказывать храбрость.
Ему двадцать семь лет, и он до сих пор не научился объяснять себе мотивы своих поступков. Это плохо. Никуда не годится. Логика импульсивности просчитывается легче всего. Это делает тебя предсказуемым в глазах тех, кто умеет видеть человеческие слабости и играть на них. А значит, уязвимым. Непригодным для дела, которому Мурманцев хотел отдать себя.
В конце учебного года он подал прошение на имя высочайшего куратора Академии о переводе на действительную службу, в разведывательный корпус.
Но объяснение ночной прогулки все же существовало. Дурацкое в общем-то объяснение. Никому, даже жене, Мурманцев не стал бы говорить это.
Очень хотелось увидеть своими глазами нечисть и показать ей кузькину мать.
Впрочем, если брать самую суть, Белая Гвардия тем и занималась — борясь с врагами веры и отечества, посрамляла врага рода человеческого.
А поплатился за самонадеянность. Сказано же — не искушай.
Обратный путь был проделан словно в забытьи. Нечувствительно выбрался из леса. Не заметил, как над горизонтом всплыли три полные малые луны. Багровый Марс, серо-мглистый Плутон и желтый Меркурий окрасили ночь в оранжево-пурпурные тона. Перед глазами стоял огненный шар из колдовского леса. В яме он подошел так близко, что мог заживо спалить. Вспоминая тот момент, Мурманцев подумал: больше всего это было похоже на любопытство. Ощущение, что шар живой, в отличие, например, от скелета с его мертвой хваткой и клацающей челюстью, казалось реальным до неправдоподобия. Одно дело, когда что-то мстится в обстоятельствах, не располагающих к трезвому размышлению. Совсем другое — когда рассудок упрямо настаивает на том, что привидевшееся — не привиделось. Что шаровая молния — существо. Более того, обладающее душой.
Объяснить это было трудно, и Мурманцев велел себе забыть.
…И не введи нас во искушение…
Он прокрался в дом и заперся в ванной. Измазанную землей одежду спрятал подальше. Но на вымытом лице сияла неопровержимая улика — вспухшая ссадина посреди лба. Падением с кровати такое вряд ли объяснишь. Как минимум с лестницы.
В спальне было темно и тихо. Мурманцев хотел уже забраться в постель, но вдруг насторожился. Включил свет. Кровать в живописном хаосе. Любимая жена отсутствует.
Обыскав все, он нашел ее на веранде, выходящей в сад. Закутанная в накидку, Стаси сидела на ступеньке и смотрела в небо. Мурманцев остановился позади. Смотреть было на что. Над миром выстроились чуть неровной вереницей, растянувшись от края до края земли, девять круглолицых красавиц. Четыре больших и пять малых, в цветовой гамме от белого и голубого до ржаво-коричневого, от Меркурия до Нептуна. Начинался летний Парад лун.
— Никогда не могу досыта наглядеться на это волшебство, — завороженно произнесла Стаси.
Мурманцев сел подле нее.
— Какие силы создали этот лунный танец? — тихо продолжала она. — Наверное, те же, что когда-нибудь остановят его.
— Когда это случится, скорее всего, Белоземье тоже погибнет. Силы природы и истории связаны друг с другом. Подобное уже было.
— Но Ру тогда не погибла. Наоборот…
— Наоборот, родилась, — возразил он. — А до того была совсем другая страна. И совсем другой мир. В нем были звезды и одна-единственная луна.
— Это был странный мир. Наверное, по-своему красивый. Люди, жившие тогда, должны были испытать смертельный ужас, когда рождался новый мир.
— Лунный ужас, — проговорил Мурманцев. — Так и было. Многие умирали — просто от страха. Они были уверены, что настал конец света. Им казалось, что луны падают на землю, потому что с каждым днем они становились все больше. А раньше они были как звезды.
— Что у тебя с лицом?
