— А колодец здесь есть? — спросила Лидочка. Спросить это надо было раньше, но как-то не поворачивался язык. Все расследование Лидочки зиждилось на том, что здесь когда-то был колодец. Колодец, который фигурировал в бреду старика Спесивцева.
— К сожалению, — ответил Коля, наклоняясь, чтобы подобрать брошенные Лидочкой саженцы, обнимая их, прижимая нежно к груди, чтобы занести на веранду, — колодец за три участка. Воду носить неудобно. Надеюсь, если все будет в порядке, провести сюда водопровод от колонки. Многие уже сделали. Только расход большой. Трубы дорогие.
— А раньше колодца не было?
Доски пола веранды заскрипели под коренастой, склонной к полноте фигурой Коли, пролетел холодный ветер и пошевелил листьями на березе. Береза была старой, она помнила и Спесивцева, и Веру Семеновну. Может быть, Вера сидела под ней и вышивала. В солнечный день. Вынесет стул и вышивает…
— Вам обязательно нужен колодец, — сказал Коля. — Иначе вашему преступнику некуда было кидать холодный труп.
Лидочка вздохнула. В устах Коли все зазвучало крайне дурацки. В самом деле — приехала тетка, подавай ей колодец, чтобы спрятать туда труп. С ума можно сойти. Неужели она такая дура?
Коля гремел на веранде, разбирая банки и бутылки.
— Сейчас мы с вами сообразим чего-нибудь поесть, — крикнул он. — Разберусь, и сообразим, хорошо?
— Спасибо, я не хочу.
— Я тоже не хочу, но на свежем воздухе и при простом труде такой аппетит разыгрывается, вы себе просто не представляете.
«Неужели он заставит меня копать грядки или убирать листву?» — испугалась Лидочка. С него станется.
— Заходите в дом! — крикнул Коля. — Правда, от них никаких вещей, наверное, не осталось. Хотя моя теща дачей буквально не занималась, но, кроме старого шкафа и дивана, этот Спесивцев ничего им в наследство не оставил.
За верандой была кухонька и прихожая. Потом большая комната. Вот и все. Шкаф и в самом деле был основным предметом в комнате. Было ему сто лет, даже удивительно, как его смогли затащить в эту дачу. Вернее всего, ее строили вокруг шкафа. На столе лежали кипой старые журналы, пахло летней пылью и старыми тряпками. Нет, здесь ничего не могло остаться.
— И на чердаке нет? — спросила Лидочка.
Коля расхохотался.
— Вы меня потрясаете, Лидия! — сказал он. — Я туда лазил раз сто — ни одного скелета.
«Что здесь произошло?» — размышляла Лидочка. Она подошла к маленькому окну. На нижней раме валялись дохлые мухи. Ветка яблони билась о стекло снаружи. И хоть окружали ее чужие для Спесивцева вещи, хоть на веранде гремел, шумел, возился медведем Коля, она все равно не могла отделаться от ощущения, что именно здесь скрывается тайна исчезновения Веры Семеновны…
Лидочка вышла в сад.
Трава пожелтела, пожухла, но листва с малины еще не облетела. Участок был невелик, но зарос так, что угадать, был ли там когда-нибудь колодец, невозможно. Участок был узким, как бы сжатым между соседями. Забор, выходивший на улицу, был коротким, метров пятнадцать. Сама дача стояла в глубине участка, а там, ближе к забору, к боковой стороне участка притулился старый сарай, крыша его провалилась, дверь была перманентно полуоткрыта. Если тот солдат подходил к забору, то, вернее всего, Спесивцев разговаривал с ним не от дома, а ближе, от сарая, например.
Лидочка подошла к сараю. Какие-то палки, гнилые сучья мешали ей, торчали из травы — видно, сюда редко кто заходил. Удивительно, но даже в самых маленьких пространствах, даже в квартире, всегда найдутся кусочки территории, куда не ходят. Лидочка заглянула в полуоткрытую дверь. Сарай тоже не участвовал в жизни дачи. Сюда только кидали вещи громоздкие, ненужные или те, что, казалось, когда-нибудь пригодятся.
— Лидка! — крикнул Коля с веранды. — Если хочешь туда заглянуть, интересуйся! Только в сарае угрожающая обстановка. Я все жду, когда он упадет, чтобы сжечь его спокойно.
И Коля засмеялся на весь участок хорошим, громким смехом здорового работящего человека.
— И колодца там нет! И скелетов…
Лидочка ступила в сарай. Да, здесь сам черт ногу сломит. Правда, светло — щели в стенах и крыше такие, что может пролететь самолет. Чего здесь только нет. Вон старый рукомойник с треснутой мраморной стенкой, стопкой, одно в другом, ведра, кастрюли, грабли, лопаты, топор без топорища, ржавый велосипед, толстая цепь с ведром, рваные сапоги, листы фанеры, пошедшие от сырости, доски, бревно…
— Лидия! Иди перекусим!
Коля уже расставил на столе на веранде дачную посуду, нарезал колбасу и открыл четвертинку — Лидочка поняла, что выступает в роли доброго предлога выпить рюмочку до трудов праведных.
Где же этот чертов колодец? Она была уверена, что он на участке. А если он где-нибудь у соседей?
Не может же быть, чтобы ни хозяева дачи, ни она не обратили внимания на такую крупную деталь пейзажа, как колодезный сруб…
— Ну, за знакомство, — сказал Коля. — Или, как говорил американский детектив Перри Мейсон, — за убийство! Ты по-английски читаешь?
— Я читаю по-английски, — призналась Лидочка. Что-то мучило ее. Что-то, что она видела здесь недавно и что было упущено памятью, а не должно было быть упущено.
— Чего же не пьешь? — спросил Коля. — Нам с тобой надо всю бутылочку прикончить. Не оставлять же воронам!
Он с ней подружился, и ему в голову не приходило, хочет ли Лидочка ответить взаимностью.
* * *
Лейтенант Миронов, у письменного стола которого Лидочка завершила свое путешествие по отделению милиции, был молод, краснощек, в глазах его застыло удивление отличника при виде изумительного по красоте решения трудной задачки, к тому же он был человеком аккуратным и последовательным. Он умудрялся все вокруг себя держать новым, блестящим и правильным. И лейтенантские погоны у него блестели так, что казалось, все еще лежат на складе, а не на плечах, на столе царил фантастический порядок, при котором страшно было дотронуться, допустим, до ручки или блокнота, сдвинуть его и этим нарушить стройную и строгую гармонию.
Разговор они начали в кабинете его начальника, так что он уже знал, кто такая Лидочка, почему пришла и что за нелепая у нее теория. Тем не менее он все записал как положено, по форме. Глядя на лейтенанта через стол, Лидочка робела, боясь нарушить дыханием организованность воздуха в кабинете, и любовалась поразительной завершенностью каллиграфического почерка товарища Миронова.
— Продолжайте, Лидия Кирилловна, — предложил Миронов, — с той точки, на которой мы остановились.
Лидочка понимала, что Миронов и устную речь делит на фразу и никогда, даже разговаривая в очереди или дома, не забывает ставить в нужных местах точки и запятые.
— И тогда я вспомнила, — сказала Лидочка. — Я вспомнила, что видела в сарае цепь с ведром. Старую толстую цепь. С ведром. Вы понимаете?
