— Понятно, — кивнула Ольга. — Ты еще говорил что-то про щиты? Про то, почему я не могу почувствовать силу Дневника.
— Мы уже говорили о щитах раньше, — ответил Сергей. — Это совокупность всех наших представлений о том, что есть в мире. Шаблоны сознания. Загвоздка в том, что они не только загромождают наше сознание, но и ограничивают возможности восприятия. Представь бутылку с чистой родниковой водой. И ту же бутылку с грязной вонючей жижей. Через чистую воду свет проходит беспрепятственно. А в грязной — просто затухает. Так и с нашим восприятием: чем мы чище, тем меньше у нас щитов, тем больше мы открыты для мира, тем отчетливее можем его чувствовать. На высоких уровнях чистоты человек получает возможность «видения», то есть умения, которым обладал прадед Вики. А чтобы стать чистым, нужно просто ни во что не верить. Даже не так: не должно быть никаких представлений, шаблонов, мнений, догм, способных так или иначе ограничить свободу восприятия. Ты можешь сама выбирать себе удобные в данный момент системы представлений, но при этом должна понимать, что это только модель, причем одна из многих, что ты выбрала ее по своей воле и в любой момент можешь оставить. При этом отказ от такой модели не вызовет у тебя никаких душевных терзаний. То есть смена верований может пройти столь же безболезненно, как замена изношенной пары обуви на новую.
— И ты тоже меняешь верования? — спросила Вика.
—Безусловно. Просто, какую бы систему ты ни исповедовал, со временем обязательно перерастаешь ее рамки. Начинаешь понимать ее ограниченности — хотя еще совсем недавно считал ее абсолютно истинной. И она была истинной — для того тебя, каким ты был еще недавно. Но время прошло, ты взял от нее все, что она могла тебе дать. Сделал шаг, поднялся на новую ступеньку. А человеку, переплывшему реку, необязательно тащить за собой лодку.
— А религии? — снова спросила Вика. — Как ты в этом плане относишься к религиям? Они ведь тоже относятся к системам верований?
— Ну, разумеется, — кивнул Сергей. — Вспомни, мы уже не раз говорили о религиях, например, когда я приводил модель дерева, ветви которого являются потоками. Во всех великих религиях есть зерна истины, все они в той или иной мере помогают духовному росту человека. Но они же зачастую и ограничивают возможности развития — и, прежде всего, своим догматизмом. В том же христианстве, например, человеку просто предлагают верить в Писание, при этом любые попытки в чемто усомниться рассматриваются как грех. Хотя я, например, не только не вижу греховности в желании подкрепить веру знанием, но и считаю такой подход единственно верным. Если знание истинно, от проверки оно не пострадает. Защищаться может только ложь. В то же время, религии несут в себе истину: например, они совершенно точно пришли к осознанию главного чувства — любви. И в этом их плюс.
— Не знаю, — улыбнулась Вика. — Порой мне кажется, что ты противоречишь сам себе. То хвалишь что-то, то, наоборот, отрицаешь.
— Так это и хорошо, — улыбнулся в ответ Сергей. — Не принимай на веру ничего из того, что я говорю. Более того, на каком-то уровне, более высоком, все мои слова являются абсолютной глупостью. Они применимы лишь в рамках нашей нынешней реальности, наших нынешних представлений о мире и о себе. Но мироздание бесконечно, как бесконечно и наше познание. И я, например, совершенно искренне считаю, что каждый из нас сам когда-нибудь станет богом и будет создавать новые миры — целые вселенные. Так же, как Творец когда-то создал наш мир. В этом заключается принцип наследования: подобное рождает подобное. Мы созданы богами, мы сами боги и будем порождать богов. Не сейчас, много позже, когда дорастем. Когда выйдем из нашего нынешнего жалкого состояния, когда даже перестанем быть людьми, то есть освободимся от всего человеческого хлама. И наша нынешняя жизнь для нас — просто полигон, возможность развития, расширения сознания.
— И ты действительно веришь в жизнь после смерти? — В глазах Вики мелькнули искорки любопытства.
— Не верю, — покачал головой Сергей. Затем, выдержав эффектную паузу, добавил: — Я просто знаю, что она есть. Единственное, в чем я еще пока толком не разобрался, так это в том, проживаем ли мы одну жизнь, или у нас их уже было множество. Последнее, к слову, кажется мне более вероятным.
— То есть ты говоришь о реинкарнации?
— Да. Но принцип реинкарнации, в моем понимании, нужно связать с концепцией Сети. Нужно понимать, что все мы — не индивидуальные сущности. Что мы множественны, многомерны. Что каждого из нас — десятки, сотни, а может, и тысячи. Те же ветви одного дерева. При этом все эти существа — не кто-то иной, а ты. Более того, все люди в этом смысле тоже являются ветвями одного дерева, имеют общий источник. И тот, у кого сознание очищено, при взгляде на человека испытывает удивительное чувство братства, единения, любви и общности. Вы с ним — части чего-то целого. И если ты причинишь этому человеку боль, сделаешь ему плохо, то на самом деле ты сделаешь плохо себе.
— Ну да, — отозвалась Вика. — Скажи это тому матросу, которого ты сегодня двинул в живот.
— Так я и не претендую на совершенство, — засмеялся Сергей. — Опять же, есть определенные правила игры, и я просто пытаюсь им соответствовать. Как говорят в таких случаях, «ничего личного».
— Реинкарнация — это когда рождаешься вновь и вновь? — поинтересовалась Ольга.
— Да, — кивнул Сергей. — Я склоняюсь к мысли, что она реальна. И каждый из нас воплощался уже сотни и сотни раз.
— И почему ты так считаешь? — поинтересовалась Вика. — Где доказательства?
— Боюсь, они тебя не убедят, — покачал головой Сергей. — Но для меня они достаточно очевидны. Например, я частенько вспоминаю то, чего со мной никогда не было. Причем вспоминаются такие детали, которых я просто не мог знать. Например, однажды в дреме, в этаком полусне, я вспомнил, как рыбачил на каком-то тропическом острове. Орудия лова были мне совершенно незнакомы и представляли собой плетеные ловушки с привязанными к ним камнями — чтобы тонули. Сон меня заинтересовал, я стал рыться в литературе. И нашел упоминание о подобных ловушках: ими до сих пор пользуются жители некоторых тропических островов. Видеть эти приспособления раньше я не мог. Порой память о прошлых жизнях проявляется самым необычным образом: например, мне оказалось чертовски трудно научиться водить машину. И знаешь, почему? — Брови Сергея слегка приподнялись. — Потому что я постоянно путал левостороннее движение с правосторонним. Причем это сидело где-то на уровне рефлексов: я просто чувствовал, что по левой стороне дороги мне ехать удобнее. На ровной трассе это еще замечалось не так сильно, но на перекрестках я просто путался — мне казалось, что все едут неправильно. При этом во время поворота сам я так и норовил перестроиться на левую сторону. Пару раз это чуть не привело к авариям. И все потому, что в прошлой жизни я жил в стране с левосторонним движением.
— Это не доказательство, — фыркнула Ольга. — Я так вообще предпочитаю ездить по осевой, — она посмотрела на Сергея, потом засмеялась.
— Я и говорю, что мои примеры слишком субъективны, — согласился Сергей. — Вот еще один: в сновидении, когда я смотрю в зеркало, я редко вижу себя. Обычно отражение совершенно незнакомое, причем почти всегда разное. На мой взгляд, в зеркалах мы можем видеть себя такими, какими были в прошлых жизнях. Правда, порой встречаются настоящие уроды.
