— Список вещей, принадлежащих… воздушному шару или «адской машине», которую Российское правительство велело…
Листок загнулся под порывом ветра. Руся тряхнул бумагой, расправляя её, и продолжил:
— … сделать англичанину по имени Шмидт, называющему себя немецким уроженцем…
— Громче, мальчик мой.
— Да, мсье. Постараюсь, мсье. — Руся прочистил горло и, стараясь угодить пожилому генералу, принялся громко и отрывисто выкрикивать. — Шар! Имевший служить! Для истребления! Французской армии!..
Описание вещей было длинным и нудно-подробным.
— Сто восемьдесят бутылей купоросу! — драл горло Руся, глядя в исписанный лист. — Следы разбросанного и растоптанного пороху!..
Закончив чтение, он умолк, подумав, что лично им, к сожалению, ничего важного тут не примечено. Важными в понимании Руси были не следы пороха, а следы сестры. Или какие-нибудь вести от неё.
Он не знал, что простую формулу их встречи смыло со стены дождём. Тем самым ливнем, что так удачно способствовал прекращению московского пожара…
— Отлично, Виньон, — генерал выглядел довольным. — Вы пока свободны. Только куда запропастился этот недотёпа Дюбуа?
Руся пожал плечами, пнул носком башмака какую-то железяку, и принялся бродить вдоль остова сожжённой гондолы.
— О, Дюбуа! Явился! — не прошло и часа, как отлучившийся по нужде капрал, исполнявший обязанности секретаря, возник из сумрака аллеи.
— Смотрите-ка, он не один!
Наставив на арестованного ружьё, Дюбуа вёл его к начальству.
— Поджигатель! — издали кричал Дюбуа. — Я его поймал!
«Поджигатель» был сухоньким старичком, маленьким и сутулым. Седые волосы его были растрёпаны, руки связаны сзади носовым платком. Наверняка Дюбуа позаимствовал платок у арестанта, потому что у него самого носовых платков не водилось.
— Мой генерал, разрешите обратиться! — окрылённый удачей, капрал сиял, как новенький золотой наполеондор. — Я достал вам линзы!
И он торжественно вручил генералу отобранное у «поджигателя» пенсне, твёрдо уверенный, что пленнику оно всё равно больше не пригодится.
Чудаковатый старичок стоял, понурясь, и бормотал что-то по-немецки.
— Он, кажется, немец! — сказал Руся, с состраданием глядя на старого человека. — Ему незачем поджигать!
— А-а! Что с того! — заявил Дюбуа самодовольно. — Шмидт тоже немец! Они заодно!
— Сомневаюсь, что это так… И что теперь с ним будет?
— Он будет допрошен и наказан, как заслуживает, — процедил генерал Лоэр, не глядя на «поджигателя», — повешен или расстрелян с прочими, которые арестованы за ту же вину.
— Наверное, ему хорошо платили! — Дюбуа просто распирало от гордости.
— С чего ты взял? — обратился к капралу один из младших офицеров, стоявших рядом.
— У него отличные карманные часы. Серебряные. С музыкой! Но-но, они теперь мои!
— А это что?
— Ах, это. Тоже в кармане лежало.
— Дай посмотреть! — сказал кто-то.
— Это — смотри, а часы — не трогай, — и Дюбуа, нахмурясь, спрятал часы в карман.
Унтер взял в руки небольшую фигурку.
— Смотри-ка, горнист! Тоже серебряный, или как?
— Да нет, это олово.
— Олово? — разочарованно протянул унтер, теряя к фигурке интерес.
Руся придвинулся поближе.
— Русский гусар! — волнуясь, звонко выкрикнул он.
— Где? Где? — шарахнулись французы, хватаясь за оружие.
— Да вот! — мальчик ткнул пальцем в оловянного солдатика. — Откуда он у этого человека? Император дорого бы отдал, чтобы иметь такую фигурку, уж поверьте.
Окружающие засмеялись, но мальчик не смутился.
— Уж я-то знаю, сам подарил его величеству одного солдатика. Если не верите, спросите у мсье Коленкура.
Генерал задумался. Ему вдруг пришла в голову мысль о младенцах, чьими устами глаголет истина. «Младенец», меж тем, раскрыл уста и произнёс следующее:
— Господин генерал, надо расспросить старика, может у него целая коллекция припрятана! Если да, стоит её разыскать.
— Доставим его в штаб, там и разберёмся, — решил генерал. — Капрал, организуйте конвой.
— Позвольте мне сопровождать арестованного, господин генерал!
— Дозволяю, Виньон, дозволяю, — кивнул тот, сведя глаза к переносице и осторожно примеряя трофейное пенсне.
Из Воронцово ехали шагом. Поджигатель, привязанный веревкой к седлу, плёлся пешком. Весь отряд генерала Лоэра давно уже уехал вперёд и скрылся из виду.
По крайней мере одного из двух приставленных к арестанту конвоиров это не смущало. Напротив, малыш Виньон был доволен. Оставалось придумать, как избавиться от напарника.
Старик смотрел на мальчика как-то странно. Он всё время шевелил губами, и Русе казалось, что старик то ли молится, то ли что-то напевает. Руся прислушался. Это была песенка.
— Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, — еле слышно пробормотал пленный, и опять пристально посмотрел на Русю.
Руся, смутившись, отвернулся.
Малышу Виньону очень хотелось поговорить с пленным. Он был уверен, что веснушчатый француз-сержант, ехавший рядом, не знает ни бельмеса ни на каком другом языке, кроме родного. Тем не менее, он не решался заговорить со стариком даже по-немецки, боясь возбудить у француза подозрения.
Ехали долго. Ни сержант, ни малыш Виньон Москвы не знали. В конце концов, они заплутали в каких-то кривых переулках. Хотели спросить дорогу. Торопившиеся им навстречу люди, смеясь и оживлённо переговариваясь, тащили что-то в кувшинах и крынках. Вот попались двое с целым тазом. Латунный таз был наполнен чем-то густым и светло-жёлтым.
— Масло, что ли? — заинтересовался второй конвойный, привстав на стременах и вглядываясь в содержимое таза. Он принюхался. — Мёд! Мать честная, сколько мёда! Где взяли? — крикнул он тем, что вдвоём еле тащили полный мёдом таз.
— Там целая бочка, — прокряхтел один, мотнув подбородком в сторону провиантских складов.
— Ага, огромная! — спотыкаясь, закивал второй. — С тебя ростом!
— Неужели? — сказал сержант и нервно заёрзал в седле.
— Так, — озабоченно произнёс он, отвязывая верёвку, на которой вёл пленного.
— Ты, вот что, мальчик, — молвил он, ласково улыбаясь Русе и перекидывая ему конец верёвки, — ты привяжи-ка арестованного к своему седлу. А я сейчас, я мигом.
Послышался резвый конский топот.
— Я вас догоню-у-у! — услышал Руся уже с самого конца переулка.
— Ха! Превосходно! — воскликнул малыш Виньон по-французски.
