— Да-а… Тут что-то не так. Предполагаю, что в письме было ещё что-то. И очень важное! Иначе зачем мы вмешались в историю?
— Вот именно, — поддакнула Аня. — Зачем Сашке понадобилось рисковать и тащиться в Монсегюр, где на каждом шагу крестоносцы?
— Мне кажется, я понимаю зачем. Но чтобы поняли вы, нужно знать, что произошло дальше.
— Рассказывай.
— Хорошо. Слушайте, — кивнул Иван и продолжил свой рассказ.
Когда крестоносцы осадили Монсегюр, катары, укрывшиеся в крепости — а их было около пятисот человек, — рассчитывали выдержать осаду. Голод и жажда им не грозили. В Монсегюре, как и в любой другой крепости, имелось своё подсобное хозяйство. К тому же при необходимости можно было раздобыть продовольствие в ближайших деревнях. В скалах пролегали тропинки, известные только местным жителям, что давало возможность обойти посты крестоносцев. Для нападавших же сама местность представляла огромное препятствие. Метательные машины были бесполезны при такой высоте скал, а подобраться к Монсегюру ближе, чтобы установить боевую технику у самых стен, не представлялось возможным. Единственная дорога, ведущая к крепости, надёжно защищалась осаждёнными. Для крестоносцев был один выход — отыскать другой путь к замку. Однако никто из местных не хотел помогать французам. Несколько месяцев осаждавшие бессмысленно топтались у подножья горы и уже почти потеряли надежду на победу, но…
Как известно, без «паршивой овцы» не обходится ни одно «стадо». Особенно если этой «овце» предложить приличные деньги. Много денег. И соблазнить заманчивыми обещаниями. Крестоносцам пришлось немало потрудиться, склоняя на свою сторону местных горцев. В конце концов их попытки увенчались успехом.
Двое предателей за внушительное вознаграждение вызвались провести их к южной стороне замка. Французы появились неожиданно. Этот склон охраняли только двое катаров. Расправившись с ними, крестоносцы установили там камнемётную машину. Но камни причиняли крепости не слишком большой ущерб, так как расстояние от боевого орудия до стены было около двухсот метров.
Иван прервался, пояснив:
— Это произошло 7 января, через две недели после прихода в Монсегюр Эскота де Белькэра и тебя, Ветров.
В конце января крестоносцы предприняли попытки завоевать последнее передовое укрепление. Те же горцы должны были незаметно провести французов к другой стороне замка.
В целях особой секретности операцию решили проводить ночью, несмотря на то, что тропа была очень опасной. Немногие местные жители решались ходить по ней даже днём. Несколько рыцарей с отборными пехотинцами, ведомые горцами, под покровом ночи выдвинулись к замку. Наутро, увидев, по каким отвесным скалам и через какие ущелья им пришлось пробираться, крестоносцы не на шутку испугались. Днём они никогда не решились бы на это.
Защитники крепости не ожидали вторжения. Завязался жестокий бой. В результате крестоносцам всё-таки удалось поставить вторую боевую машину. На этот раз от стен крепости их отделяло всего несколько десятков метров. Огромные камни попадали точно в цель и не давали осаждённым покоя ни днём, ни ночью. Крестоносцы, окрылённые неожиданным успехом, попытались захватить замок с помощью штурмовых лестниц, но катары, собрав все силы, отбивали атаки.
— Да, в тяжёлом положении оказались твои друзья, — покачала головой Аня.
— Я хочу добавить ещё вот что, — задумчиво произнёс Иван. — Когда крестоносцы прорвали оборону с южной стороны и поставили первую боевую машину, меня и ещё троих катаров — Амиэля, Хуго и Пуатвейна — вызвал к себе Бертран Мартен. Он сообщил, что скоро Монсегюр падёт. Это было неожиданным заявлением. Камнемётная машина не могла нанести сильных разрушений, и все это знали. К тому же мы надеялись на подмогу, да и сами рассчитывали стоять до конца. Однако Бертран Мартен был почему-то абсолютно уверен, что крестоносцы захватят Монсегюр, хотя на тот момент для этого не было убедительных причин.
— Так-так. — Ветров что-то обдумывал про себя. — Кое-что я начинаю уже понимать. Вань, признайся, это ты всё подстроил, чтобы спасти своего предшественника по прошлой жизни? Он ведь был в Монсегюре и крестоносцы наверняка его убили бы после захвата крепости. Всех катаров, как отъявленных еретиков, ждала смертная казнь на костре. Уверен, что этот Пьер де Брюи не погиб, а сбежал из замка. И всё благодаря нашему предупреждению.
Оболенский изменился в лице и резко ответил:
— Ты, Ветров, рассуждаешь как человек двадцать первого века. Для тебя нет ничего святого, кроме собственной жизни.
Саша на минуту опешил.
— Ну ты, Оболенский, совсем уже… — Не находя подходящего слова, он покрутил пальцем у виска. — Бросаешь в лицо такие обвинения! Что значит «нет ничего святого»?
— А что для тебя святое, за что ты можешь жизнь отдать? — голос Ивана дрогнул, было видно, что он сильно нервничает.
Ветров уставился на Оболенского. Ну и вопрос!
— Всё зависит от обстоятельств, — уклончиво ответил он наконец. — На войне наши деды и прадеды жизнь за Родину отдавали.
— Это наши деды. А ты?
— И я, если понадобится! — взорвался вдруг Ветров. — Не думай, что для меня Родину любить — это значит берёзки целовать. Ты чего на меня волну гонишь?
— А ты чего?! Думаешь, я собираюсь спасать свою шкуру, то есть шкуру Пьера, за счёт риска моих друзей?! Чтоб ты знал — да никто из катаров не предаст свою веру в обмен на жизнь! И Пьер в том числе.
Аня встала между Оболенским и Ветровым.
— Замолчите! Не хватает нам ещё всем перессориться. Саш, оставь выводы на потом. Пусть Ваня расскажет всё до конца.
Замечание было по существу. Саша замолчал, Оболенский немного успокоился и продолжил:
— Бертран Мартен собрал нас не для того, чтобы искать личного спасения. Перед нами стояла намного более важная задача — вынести бесценные реликвии, которые находились в крепости. Нужно было спрятать их в надёжном месте…
— Что это за реликвии? — поинтересовалась Аня.
— Копьё Судьбы и Святой Грааль.
Повисло долгое молчание.
— Ты шутишь? — Саша недоверчиво взглянул на Оболенского.
— Нет, — лаконично ответил Иван.
Ветров снисходительно улыбнулся и назидательно, как неразумному школьнику, стал объяснять:
— Но Грааль — это всего лишь миф, сказка… Да и Копьё Судьбы тоже.
— Возможно, тебе это трудно осознать, но эти вещи существуют.
— И ты видел их?
На Сашином лице отразилась еле заметная саркастическая улыбка.
— Я видел Копьё Судьбы. А Грааль дозволено было видеть только избранным. Это милость — получить право познать его.
