На пути к дому взгляд их то и дело натыкался на признаки упадка и разрушения. Ров Тока вышел из берегов, затопив грязью дворик, вымощенный розовым кварцем. Опрокинувшийся мусорный бак на колесиках исторг свое содержимое в кухонный палисадник, и рваные пластиковые пакеты облепили старую глицинию, треща и хлопая на ветру, который бил в южную стену дома.
Что-то случилось с канализацией… Когда Титус с Пандорой приподняли каменного грифона, который одновременно охранял входную дверь и служил удобным укрытием для ключа, носы их склоненных голов оказались в непосредственной близости от сточных вод.
— Пфуй! — Титус отпрыгнул назад, охваченный отвращением. — А я-то думал, что хуже запаха прогорклого гусиного мяса ничего не может быть… — Он натянул воротник свитера на нос и отпер дверь. Они пробрались сквозь кучу мокрых листьев, которые намел к двери ветер за их отсутствие, и наконец вернулись в свой дом.
Счастливым возвращением домой это трудно было назвать. Сквозь матовое стекло в окно первого этажа заглядывала луна, освещая заброшенный, пустынный и на взгляд детей тяжело раненный дом, у которого не было надежды на выздоровление. Воздух был сырой, застоявшийся, с оттенком могильного холода; он словно намекал, что здесь не стоит задерживаться надолго. Кроме того, дом вонял, словно в канализацию заползло какое-то существо, да там и сдохло.
Титус без особой надежды нажал на выключатель, но, к его удивлению, над головой вспыхнул свет.
— Ну что ж, Пан, куда направимся для начала?
— Попробуем на кухню. Мультитьюдина могла забиться в кладовку.
Вцепившись друг в друга для моральной поддержки, они прокрались на кухню. Оба втайне лелеяли слабую надежду на то, что удастся найти что-нибудь живое.
— Мультитьюдина?.. — прошептала Пандора, добравшись до выключателя.
Из глубин кухни донеслось раздраженное «Чччччч».
— Как на нее похоже, — проговорил знакомый голос. — Возвращается после затянувшегося отсутствия, и ее первые слова не: «О, Тарантелла, о, верная, умная, прекрасная Тарантелла, как я могла так поступить с тобой?» Ха. НЕТ. Или: «О, дорогая Тарантелла — кстати, прими запоздалые пожелания счастливого Рождества от обожающей тебя Пандоры». Ха. НЕТ. Или: «О, прости меня, неверную, бессердечную двуногую негодницу за то, что я…»
— Ладно, ладно — достаточно, — вздохнула Пандора. — Прости. Мне жаль. Очень.
— Нет, так не годится, — глядя на Пандору сквозь вентиляционное отверстие, Тарантелла сплела все восемь ног в мохнатую связку. — Продолжай. Усиль фактор искренности, повысь эмоциональную насыщенность и ПРОИЗНЕСИ ЭТО ТАК, БУДТО ТЫ И ВПРАВДУ ТАК ДУМАЕШЬ!
Пандора разрыдалась. Словно недостаточно вернуться в свой разрушенный дом! Надо еще для довершения эффекта выслушать лекцию невидимой паучихи.
— Но мне правда очень ЖАЛЬ! — рявкнула она. — ДОВОЛЬНА? Я так несчастна — ты даже не представляешь, как все ужасно… — От горя у нее подкосились ноги, пришлось опереться о плечо Титуса.
— Оууук. Только не надо слез, девочка. — Тарантелла проскользнула в вентиляционное отверстие и помахала волосатой ногой. — Ой, господи, я гляжу, ты и своего братца-арахнофоба притащила. Вот радость…
В резком электрическом свете Титус увидел, что вся кухня заплетена паутиной. Тарантелла пожала плечами.
— Девушке нужно чем-то себя занять, знаете ли. Попытаться защитить эту жалкую лачугу от сквозняков. Здесь было так мрачно. Можете себе представить… ни света, ни потрескивания поленьев, ни рождественской елки, ни…
— Султана, — донесся хриплый голос из кладовки.
— Санты, ты, тупица! — рявкнула Тарантелла и продолжила свои жалобы: — Тускло и безрадостно, ни тебе подарков, ни рождественских открыток, ни…
— Упрощений, — добавила Мультитьюдина, вылезая из укрытия.
— О, дай мне силы! — простонала Тарантелла. — Украшений, а не «упрощений». Ты что, совсем неграмотная или как?
Мультитьюдина громко засопела и бросилась вниз по лестнице в подземелье, на ходу визжа через плечо:
— ДА! СОВСЕМ! НЕГРАМОТНАЯ! Меня учили ЕСТЬ книги, а не ЧИТАТЬ их!
НЕОПИСУЕМОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕСЪЕДОБНОГО
Громкий лязг и скрежет разбудил клонов, забывшихся на своем махровом ложе. Как только электричество разлилось по Окенлохтермакти, служебный лифт быстро заскользил вниз по шахте и со стуком остановился на уровне кухни. Клоны полетели вперед, путаясь в носках и пончо и зашибив в процессе нескольких товарищей по инкубатору. Люк открылся, и в носы им ударил застоявшийся перегар виски. Перед ними стоял Мортимер, слегка покачиваясь и что-то бормоча себе под нос.
— За кого она меня принимает, а? За чертову прачку, что ли? Чтобы мужик вроде меня делал женскую работу? Чудовищно…
Пьяно ворча, он сгреб махровое покрывало и побрел через всю кухню в сторону прачечной. Громко икнув, он запихал покрывало вместе с клонами в огромную промышленную стиральную машину с сушкой.
— Тебе стоит притормозить, Мортимер, старый ты пень, — посоветовал он себе. — Опять слышишь голоса, да?
Он посыпал встревоженных клонов стиральным порошком, плеснул на них изрядную дозу кондиционера для белья и на этом закончил, поскольку его трясущиеся руки, покрытые коричневыми пятнами, никак не могли попасть на кнопку «ON».
— Руки дрожат, да? — заметил он, поднося их к лицу. — Все четыре, дрожат, как тростник на ветру. Подумай, Мортимер, старая коряга, куда катится мир, если мужик не может совладать с собственными конечностями, а? Лично я возлагаю ответственность за это на нынешнее правительство…
Неразборчиво бормоча что-то под нос, он несколько раз повернулся вокруг своей оси и полез в шкафчик для метелок, откуда извлек бутылку «Old Liverot» — на редкость гнусного виски, единственным достоинством которого была его крепость. Покачиваясь уже гораздо более основательно, Мортимер прижал бутылку к сердцу и двинулся прочь из прачечной, к счастью, забыв включить стиральную машину.
Короткий душ из кондиционера для белья не улучшил настроения клонов, которые лавиной ринулись прочь из стиральной машины, невыспавшиеся, покрытые крупинками стирального порошка и исполненные жажды мести. В этот момент Вельзевул, кот отеля, просунул свой покрытый шрамами нос в дверцу для кошек. Годы партизанской жизни на задворках деревни научили его быть постоянно начеку и в случае малейшего сомнения задирать хвост и давать деру. Он заметил какое-то движение возле стиральной машины и, встопорщив усы, бесшумно вполз в кухню под резиновым клапаном, прикрывавшим кошачью дверцу. Вид множества уменьшенных человеческих существ, заполонивших все пространство прачечной, вызвал у него панические чувства. Вельзевул мгновенно раздулся, превратившись в нечто, похожее на оранжевый ершик для чистки унитазов, прижал уши и издал звук, похожий, как он горячо надеялся, на устрашающий рык.
