— ФФУП! — рявкнул Сэб. — Мы привезли первую партию черепицы. Забирай. — Грифон развернулся и, открыв заднюю дверь, начал выгружать черепицу из машины и складывать ее штабелями на дорожке.
Под восторженные аплодисменты батальона настоечных солдатиков, Ффуп стрелой спланировала с крыши вдоль южного фасада Стрега-Шлосса, подхватила многокилограммовый груз черепицы и уже более тяжело взлетела вверх. Там, на крыше, ее ждали солдатики, готовые начать работу. Сгрузив остальную черепицу, которой также предстояло быть перенесенной на крышу, Сэб и Нот вновь забрались в машину и направились к заливу. Крыша грохотала сотнями молоточков, но миссис Маклахлан, Титус и Пандора присоединились к тем, кто уже спал, ворочаясь и сопя, на натопленной кухне. И даже шум двигателя приезжавшей и уезжавшей машины неспособен был их разбудить. Нот с Сэбом сделали двенадцать ездок, а потом еще одну, чтобы забрать совсем продрогшего Тока, который, дрожа и кашляя, залез на багажник джипа.
КУКОЛКИ ГЛУБОКОЙ ЗАМОРОЗКИ
Когда Дэмп проснулась, сквозь голые ветки деревьев пробивался слабый розоватый свет. Ночью несколько клонов заползли в вынутый из кухонного стола ящик, где она спала, и свернулись клубочком у нее в ногах, чуть слышно дыша во сне.
«Какие смешные куколки», — подумала Дэмп, хватая одну, чтобы рассмотреть, как эти малютки устроены.
Клон-Пандора открыла глазки и издала тихое шипение.
— Ну и ночка, — простонала она к полному восторгу Дэмп. — Ууффф, у меня все затекло. Артрит, наверное… — Крошечная Пандора перебралась через бортик и, болезненно кряхтя, заковыляла прочь. Заинтригованная Дэмп тоже выбралась из ящика и поползла вслед за ней к плите. Клон-Пандора остановилась близ угольного ведра, глядясь в него и ужасаясь состоянию своих седых волос, которые вылезали целыми прядями.
«Сломанная куколка», — с сожалением подумала Дэмп, няня ее починит. Она зашлепала через всю кухню туда, где миссис Маклахлан спала на стуле, и забралась к ней на колени.
Стук и грохот на крыше внезапно прекратились. Как это часто бывает, изменение фонового шума послужило сигналом ко всеобщему пробуждению. Прежде чем съехать в «Герб Окенлохтермакти», семья сложила все свои матрасы на антресоли, белье — в комод, а подушки, украшавшие кровати Стрега-Шлосса, были отосланы на реставрацию и в чистку. Естественно, что сон на теплой кухне, а не в голых спальнях, где царил арктический холод, показался вчера всем неплохой мыслью, но теперь, одеревеневшие после ночи, проведенной на жестких стульях, миссис Маклахлан и Лэтч не были склонны к оптимизму.
— Где эти чумные звери? — бурчал Лэтч, открывая заслонку плиты и помешивая остывшую золу. Оттолкнув розовую любительницу зеркал, он высыпал содержимое угольного ведра в топку и с громким стуком захлопнул заслонку. — Пойду в угольный сарай. Не поставит ли кто-нибудь чайник?
Поднятый Лэтчем стук и лязг разбудил клонов. Ночью они рассыпались по кухне: одни залезли в ящики, другие заночевали в салатных мисках, третьи украсили собой стулья, а одна клон-Пандора повисла в своем носке на крюке для чашек в буфете. Теперь все они стонали, кряхтели и хрипели, встревожив Титуса своим печальным состоянием.
— Они состарились, — сказал он, осознав, что их седые волосы — результат не пренебрежения правилами личной гигиены, а синдрома ускоренного старения. — Ох, бедняжки, как это ужасно!
Пандора взяла на руки клона, слонявшегося возле плиты, и стала гладить его по голове, словно сострадание могло повернуть время вспять. Титус с тоской смотрел, как его некогда столь юркие и гибкие творения, сгорбившись, ковыляли по кухне, посвящая каждого, кто мог их услышать, в малоприятные подробности настигшей их дряхлости.
Титус попытался заткнуть уши, но это не помогло.
— Подагра — охх, невыносимо. Не могу ходить с этой болью…
— Кажется, я загибаюсь от грудной инфекции — боже, как трудно дышать.
— Это что, а я вот ничего не вижу с этой катарактой.
— Грипп… а может, даже пневмония…
— С другой стороны, может быть и эмфизема, и бронхит…
Они бубнили и бубнили, бросаясь все новыми и новыми названиями из медицинской энциклопедии, и с каждым стенанием Титусу все больше хотелось покончить с жизнью.
— Что же я наделал? — скулил он, охваченный чувством вины за свой дилетантский подход к биоинженерии.
Миссис Маклахлан, направлявшаяся в ванную с Дэмп на руках, остановилась рядом с ним.
— Это будет тебе хорошим уроком, мальчик, — сказала она, обнимая Титуса. — Видеть, как стареют и дряхлеют те, кого мы любим, — это часть самой жизни, этот опыт готовит нас к концу, который все равно неминуем… просто ты слишком молод, чтобы сталкиваться с подобными вещами. В твои намерения сейчас входит никогда не стариться…
Дэмп протянула ручку и похлопала Титуса по щеке. «Титус протекает», — решила она, сбивая слезы с его носа пухлым кулачком.
— К тому времени, как придет твоя очередь, — продолжала миссис Маклахлан, — ты поймешь, что старость и вполовину не так ужасна, как тебе казалось. На самом деле, хочешь — верь, хочешь — нет, ты будешь оглядываться на то время, когда был мальчиком, и думать: «Слава богу, мне уже никогда больше не будет двенадцать». Знаешь, это не одно сплошное проклятие и уныние. В старости есть свои прелести… — И она понесла Дэмп наверх, оставив Титуса и Пандору погруженными в свои мысли.
Вернувшийся из угольного сарая Лэтч возник в дверном проеме в облаке пара.
— Скорее идите смотреть! — закричал он. — Вы не поверите своим глазам! — Выбежав вслед за дворецким в палисадник, Титус, прищурившись, посмотрел вверх, где в рассветных лучах блестела новенькая крыша. Мокрая черепица отражала розовый отблеск неба, и на каждом выступе приплясывала миниатюрная фигурка, сопровождая свой танец ликующими криками. Звери расселись на трубах, словно горгульи, наблюдая за дурачествами настоечных солдатиков и время от времени оглядывая местность в поисках свидетелей, которые могли бы подивиться совершенному ими строительному чуду.
— Крыша! — задохнулся от изумления Титус. — Она вернулась! Но… как? О, это невероятно! Вот мама с папой удивятся… УРА! Нам теперь не надо уезжать! НАМ НЕ НАДО УЕЗЖАТЬ! НАМ НЕ НАДО…
— Ась? Что ты сказал? — Клон, вцепившийся в шнурки Титуса, приставил ладошку к уху, чтобы лучше слышать. — Глухой стал, как пень. Не повторишь ли еще раз, мой мальчик?
Титус поднял клона с земли и запечатлел на его лысой башке смачный поцелуй. Произошло настоящее чудо. Там, где не было крыши, вернее, не было даже никакой надежды на крышу, не было дома — лишь мрачная перспектива скворечника в Боггинвью, — теперь вновь явился Стрега-Шлосс, во всей своей красе, со своими башенками и зубцами, сверкающими на солнце. Невозможное стало возможным. Титус еще раз поцеловал ошарашенного клона и понес его в кухню.
