Ева вдруг с ужасом услышала, что за ее спиной с лязгом захлопнулась дверь, и снова страх хищным зверем вцепился в ее внутренности. В конце концов, не может же нормальная женщина постоянно пребывать в обстановке кошмара? Тем не менее она находилась в знаменитой «игротеке» Брэнта Ньюкома, доставленная в эти стены волоком, словно соломенная кукла, а главное — Брэнт схватил ее за плечи и развернул лицом к себе, разглядывая ее лицо в упор своими неживыми глазами. Так, глядя прямо ей в глаза и, казалось, вымораживая душу лишенным всяких эмоций взглядом, он холодно сообщил ей:
— Сейчас самое время сбросить с себя одежду, Ева.
Голос его ничуть при этом не дрогнул, будто он предлагал ей стакан виски или прогулку на автомобиле. Еве показалось даже сначала, что она ослышалась. Тем не менее смысл его слов не оставлял никаких сомнений. Она почувствовала, как страх уже который раз за вечер уступает место., гневу. Она попыталась придать своему голосу холодность и твердость, но он предательски дрожал. Даже по ее собственному разумению, он звучал слабо и беспомощно.
— Послушайте, я не решаюсь верить в то, что происходит. Ваши мерзости зашли уже слишком далеко. Вы только что заявили, что желаете поговорить со мной о Фрэнси, а сами… Я немедленно уезжаю из вашего дома, вы это понимаете?
— Ах, Ева! Может быть, уже довольно притворяться? Ты меня разочаровываешь. Честно говоря, я ожидал от тебя большего. По крайней мере, мне показалось, что ты, на худой конец, умна. — Потом он добавил, несколько смягчившись: — Прежде всего, я не приглашал тебя в гости сегодня вечером, ведь так? Ты пришла сюда по собственному желанию, и спрашивается, зачем? Не иначе как тебе захотелось потрахаться со мной. Мы ведь уже обсуждали как-то возможность такого события, помнишь?
Он пальцами руки коснулся щеки Евы. Она с негодованием отпрянула, вздрогнув от неожиданности и отвращения и не скрывая этого. Однако находящиеся прямо перед ней глаза Брэнта яркой леденящей пустотой невольно притягивали взгляд женщины, парализовывали ее и как бы отбирали у нее силу. Она ничего не отвечала, и ее молчание, а также хорошо заметная паника, охватившая ее, обманули многоопытного Брэнта. Он решил, что она, наконец, примирилась с происходящим, и его губы расползлись в победной улыбке.
— А ведь я прав, Ева, что бы ты там ни говорила. Ты явилась сюдапереспать со мной. Разве не так? И не стоит разыгрывать из себя недотрогу. Подобные вещи, знаешь ли, происходили с людьми и раньше. Но тебе следует поторопиться — слишком много времени ушло на болтовню, а мне еще нужно проявить внимание к своим гостям.
Где-то там, в глубине души, Ева надеялась на то, что слова Брэнта пусть грубая, но шутка, что он для чего-то испытывает ее, но когда она привычно проговорила свое «нет, я не хочу, не буду…», то почувствовала, как плохо ей повинуются язык и губы. Пальцы Брэнта снова напомнили о своей железной хватке острой болью в руке.
— Нет, Ева, ты хочешь и будешь! Обещаю, тебе понравится. Впрочем, я собираюсь быть с тобой в любом случае — разве тебе это не понятно?
Голос Брэнта набирал металл и становился все жестче.
— Хватит играть в глупые игры, куколка. Давай сократим до минимума бессмысленную болтовню, хотя бы для разнообразия. Слушай, а вдруг ты просто мазохистка вроде Фрэнси и жаждешь, чтобы тебя изнасиловали? Так, возможно, тебя стоит для начала побить?
Теперь уже обе руки Евы находились в плену у Брэнта, он притягивал ее за руки к себе, прожигая ее насквозь голубыми холодными углями своих глаз, но продолжая при этом говорить спокойно и как бы равнодушно, что еще более усиливало в груди Евы чувство нереальности происходящего.
— Прекрати, остановись, — продолжала Ева настаивать на своем, тихо всхлипывая. — Я не позволю тебе овладеть мной (она даже не заметила, как отбросила официальное «вы» и начала говорить Брэнту «ты»). Ты ошибаешься, пойми, ты ошибаешься. Я ни в чем не похожа на Фрэнси!
Ее слова звучали жалко и неубедительно даже для нее самой, и Брэнт расхохотался и сжал ее несчастные запястья с неимоверной силой. Ева уже не могла сдержать крика боли.
— Не надо! Зачем ты делаешь мне больно?
Брэнт сделал еще одну попытку урезонить Еву и опять заговорил спокойно и даже вежливо:
— Ева, машина уже запущена в ход, и ее невозможно остановить. Если ты предпочитаешь, чтобы тебя взяли силой, полагаю, что я способен осуществить это в лучшем виде. Если же ты не разденешься сама, то я сорву с тебя твои тряпки. Кто знает, вдруг страх и боль вызовут у тебя, наконец, желание… Вероятно, ты предпочитаешь, чтобы с тебя платье снимали вместе с кожей?
Несмотря на ее слабые протесты и попытки к сопротивлению, Брэнт перешел к более решительным действиям — одной рукой он удерживал ее уже онемевшие от боли руки, другой же придавил горло как шлагбаумом. Она почувствовала, что задыхается, и была в состоянии только хрипеть — ничего, кроме ужасных харкающих звуков, уже не вырывалось из ее глотки. Брэнт тем временем ослабил удушье, добившись того, что его жертва почти перестала сопротивляться, и той же рукой, которой только что душил ее, схватил голову Евы за затылок и начал покрывать ее лицо жадными и грубыми поцелуями. Более того, пальцы Брэнта стали атаковать лицо Евы, давить на ее рот и щеки, в то время как голова женщины продолжала оставаться в стальных тисках его локтевого сгиба и практически не могла шевелиться. Сильные, как металлические пружины, пальцы Ньюкома вынудили Еву приоткрыть рот, куда тут же, словно варвар в захваченную крепость, ворвались его язык и губы, и Ева ощутила, как они уже вовсю хозяйничают там.
Задыхаясь и плача, Ева опять попыталась оттолкнуть его от себя, но он был подобен скале — такой же твердый и неумолимый. Его рот по-прежнему продолжал сокрушать ее нежные губы. Ко всему прочему, сознание Евы начало странным образом мутнеть и плыть, и она в панике припомнила, что перед экскурсией в «игротеку» выпила какую-то дрянь из рук Ньюкома. А если по его распоряжению бармен подмешал в ее стакан наркотик? Вполне вероятно, поскольку она чувствовала, что ее силы все больше и больше убывают, и еще раньше отметила про себя, что язык и губы во время разговора повиновались ей с трудом. Теперь же у нее сложилось ощущение, что ее мозг постепенно отделяется от тела, унося сознание в иные миры, хотя именно сейчас ей требовались полный контроль и самообладание. Словно в полусне, она продолжала попытки сопротивления, но не могла избавиться от привкуса, появившегося во рту от жалящих поцелуев Брэнта, от его губ и зубов.
Неожиданно для Евы Ньюком предпринял новую атаку — прижимаясь ртом к ее губам, он, пользуясь тем, что она была в полубессознательном состоянии, внезапно выпустил ее руки из своих стальных объятий и, рванув за ворот платья, одновременно толкнул женщину с силой назад. Она стала падать на пол, и он, уловив это мгновение, разорвал и сорвал с Евы платье одним резким движением. Теперь она оказалась перед ним совершенно обнаженная, если не считать крохотных трусиков, и задрожала от унижения и наркотиков, которыми он ее все-таки напичкал, и, кроме того, от прохладного воздуха, сразу охватившего все ее тело.
