— Я встречаюсь с другом.
Повесив трубку, Дрю решила выбросить разговор из головы. В конце концов, это пустяки, и если она сможет воспринимать свой неудавшийся брак именно так, то вскоре все забудется.
Первое детское воспоминание Григория было связано с зимой.
Воскресенье. Он с родителями идет по Красной площади. Накануне был сильный снегопад, и все замело снегом. Площадь кажется огромной и безмолвной. Переход разрешен только в одном месте, и издалека фигуры людей похожи на маленькие точки, медленно движущиеся по глубокому белому снегу. Григорию три года. Заинтригованный, он с удивлением смотрит на малюсеньких людей, но мама торопит его. Надо идти, чтобы не замерзнуть. Он слышит карканье пролетающих над их головами птиц и поднимает глаза. Небо кажется белым, а на его фоне — черные птичьи силуэты. Один из них ныряет вниз.
— Смотри, птичка.
— Это ворон, — говорит мама.
— Ворон, — повторяет он.
Но Федор, как всегда, поправляет их:
— Нет, это ворона. Вороны серее.
— Ворона, — повторяет за ним Григорий.
Карканье в белесом небе.
— Ворона.
Маленькие, словно точки, люди идут гуськом по огромной заснеженной площади. Не ворон, а ворона. Серее. Маленькое отличие, определяющее разницу между двумя видами.
Шагая по плохо очищенному от снега тротуару Сент-Мэрис-стрит, Григорий размышлял над тем, что его будущее призвание начало зарождаться именно в тот день на заснеженной площади: внимание к мельчайшим нюансам языка и их передаче на письме, к оттенкам слов и значений, к отличию, порожденному одной лишь буквой. Варьирование звукового и смыслового значений. Одно слово, являющееся составной частью другого. Даже сейчас Григорий записывал маленькие «сюрпризы» английского языка: слово «intimates»
[10]
содержит в себе «inmates»
[11]
, a «friend»
[12]
— «fiend»
[13]
. Эта особенность мировосприятия зародилась в Норвегии и развилась во Франции. Учась в лицее, Григорий к своему глубочайшему удивлению обнаружил, что его лингвистические таланты намного превосходят способности к математике и другим точным наукам. Несмотря на часы, проведенные за зубрежкой и подготовкой домашних заданий, он так и не преуспел. Когда Григорий провалил экзамен, преподаватель физики изумленно воскликнул: «Но ведь ваши родители ученые!» Должно быть, он слишком большое значение придавал происхождению.
Григорий сгорбился, словно под тяжестью воспоминаний, и втянул шею в плечи в безуспешной попытке согреть замерзшие уши. И снова нахлынули воспоминания: чуть приоткрытая стеклянная дверь, суставы пальцев узловатые, словно у старухи. Женщина придерживала дверь, как будто закрываясь щитом. Холодная непреклонность ее голоса: «Я не тот человек, который вам нужен».
С невероятным облегчением Григорий нырнул в освещенный неоновым светом «Данкин Донатс».
Золтан сидел сгорбившись в неком подобии отгороженной от остального зала кабинки, возле окна. Григорий видел его затылок, немытые, редкие волосы, листы бумаги, разбросанные по столу. Он присел напротив на твердое сиденье скамейки, стянул с рук перчатки и кашлянул.
— А-а, это ты! — словно удивившись, сказал, оторвавшись от работы, Золтан.
— Я всегда пунктуален, ты же знаешь, — заявил Григорий.
Сегодня по телефону Золтан попросил его о встрече:
— Я нашел новое кафе. Здесь куда лучше. Это на Сент-Мэрис-стрит, напротив стоянки такси. Там еще розово-оранжевая неоновая вывеска.
Золтан, должно быть, провел здесь все утро рядом со служащими фирм, владельцами магазинов и строителями. Люди постоянно входили и выходили, работал телевизор на стене, слонялись бездомные нищенки, громко разговаривали на португальском рабочие. Григорий сбросил пальто, но шляпу и шарф снимать не стал. В помещении было довольно прохладно.
— Минуту назад одна женщина сказала: «Согреться — трудная работа». Каково? Мой акцент, конечно, ужасен, но поэзию расслышать в этих словах нетрудно. Согреться — трудная работа.
Золтан записал фразу в свой блокнот. Григорий не смог сдержать улыбки. Его друг не только находит кафе там, где другие видят закусочные, но и способен расслышать поэзию в будничной речи.
Как будто прочтя его мысли, Золтан, словно оправдываясь, заявил:
— Здесь яркий свет. Куда лучше, чем в том затрапезном университетском кафе. — Он деланно передернул плечами. — Вся эта умертвляющая атмосфера пустой псевдонаучной болтовни… Столько суетящихся вокруг эго… Раньше я и не догадывался, как они давят на меня!
Правда заключалась в том, что Золтана вчера спровадили из университетского кафе. Об этом Григорий узнал от преподавателей испанского языка. Последнее время у его друга был очередной прилив вдохновения, что объясняет недельное отсутствие от него новостей. Золтан днями напролет сидел на своем любимом месте у окна. Новый управляющий кафе, должно быть, решил, что с него довольно, и попросил поэта больше так не делать.
Золтан отхлебнул кофе из пластикового стаканчика.
— Отменный кофе. Григорий, попробуй.
— Спасибо, но у меня мало времени. Ты говорил, что у тебя важный разговор.
— Да, очень важный. Учитывая нашу дружбу, я бы хотел попросить тебя стать моим литературным душеприказчиком.
Григорий не ожидал подобного поворота событий.
— Тадеус Веллер согласился, ты знаешь, он хороший парень, но недавно я узнал, что он умер.
— Сожалею.
Для Григория это было новостью.
— Трагично, правда? Ему не исполнилось еще и шестидесяти. Тадеусу не суждено было написать великий роман, замысел которого он вынашивал все эти годы. Многие пренебрежительно называли Тадеуса «пивным брюхом», но, узнав о его смерти, я задумался: «Кто еще из моих знакомых по-настоящему понимает меня и при этом не является моим конкурентом?» У нас, поэтов, непростые отношения друг с другом. Без зависти не обходится. Хотя ты и не поэт, но как переводчик глубоко и эмоционально воспринимаешь поэзию. Твои переводы дорогого стоят. К тому же мы обладаем похожей чувствительностью.
— Я польщен, — сказал Григорий. — Приятный сюрприз.
Обычно литературными душеприказчиками писателя становятся его дети или жена, но у Золтана никого не было. (Брак Григория и Кристины тоже оказался бездетным. Беременность жены никогда не продолжалась дольше двух месяцев.)
— Это большая честь для меня, но только объясни, что ты имел в виду, говоря «мы оба обладаем похожей чувствительностью».
Опершись локтями на стол, Золтан наклонился к нему.
