Ей нравились их простота и жизнерадостность, красота языка и чистота фразы, яркость образов и краткость выражения мыслей.
— Я горжусь тобой.
— Ниночка! — вмешался Герш. — Мы пришли чествовать тебя и Веру.
— Прошу тебя, Герш, не перебивай! — шутливо попросил Виктор.
Рюмки опять наполнились водкой.
Вера привстала и произнесла тост:
— За поэзию!
Бросив взгляд на Герша, Нина добавила:
— За музыку!
Выждав секунду, он провозгласил:
— За любовь!
Они выпили. Вдруг музыканты сбились, заиграли вразнобой. Их музыка разладилась, потом вообще смолкла, но через секунду в ресторане зазвучала мелодия популярной американской песни. Посетители посмотрели на дверь. Такое случалось, когда в ресторанах появлялись иностранцы.
У входа стояли две пары. На женщинах были пальто из верблюжьей шерсти. Верхняя одежда мужчин была длиннее, чем принято здесь, а головных уборов они вообще не носили. Метрдотель усадил иностранцев за столик недалеко от их компании. Иностранцы говорили по-французски. Нина прислушалась, но ничего не поняла. В хореографическом училище ее обучали связанной с балетом французской терминологии, не более того. Она почувствовала огромное желание понять, о чем они говорят, и необъяснимый стыд за свое невежество.
— Хотела бы я знать какой-нибудь иностранный язык, — тихо сказала она.
— Ты знаешь язык танца, — заметил Виктор.
Иногда Нина испытывала страстное желание путешествовать по миру, видеть места, о которых она пока могла только мечтать, слышать звуки чужой речи — не грузинской, калмыцкой, латвийской или узбекской, а по-настоящему чужой, иностранной. Она немного завидовала Виктору, который путешествовал за границей и даже бывал в Англии по линии культурного обмена. В прошлом году его и еще двух писателей вместе с сопровождающими из МВД послали к живущему в Великобритании уже лет тридцать русскому поэту с целью убедить эмигранта вернуться на родину. Несмотря на все их старания, поэт не поддался на уговоры, но советская делегация неплохо отоварилась. Командировочные накупили костюмов из тонкой габардиновой ткани, свитеров с высокими воротниками, переливающихся на свету шелковых галстуков и английского пенициллина, по качеству превосходящего советские лекарства. Жен они порадовали нейлоновыми чулками и импортной косметикой.
Гастроли Нины ограничивались пределами страны. Присутствие иностранцев в «Киеве» напомнило ей, что мир огромен и полон загадок. Она опять вспомнила женщину на пороге шикарной гостиницы, ее маленькую шляпку и алмазные серьги в ушах. Знакомое чувство тоски по неизведанному охватило ее. Нина снова ощутила, что, несмотря на свою обширность, ее родная страна и народ — лишь один из камешков в грандиозной мозаике мира.
С появлением иностранцев громкие речи смолкли, тосты утратили свою выразительность. Посетители вели себя осторожнее. Только двое пьяных за столиком в глубине зала громко и фальшиво запели цыганский романс. Нине стало стыдно за своих соотечественников, захотелось быстрее отсюда уйти.
Того же мнения были и остальные, но расставаться им еще не хотелось. Решили пойти к Гершу. Его комнатка нравилась Нине, несмотря на стойкие запахи табачного дыма, повторно заваренного чая, несвежих рубашек и старых штор. Она предпочитала находиться здесь, чем рядом с чужой и вечно всем недовольной Мадам, которая или «болела» за фанерной перегородкой, или пересчитывала столовое серебро, одновременно требуя от невестки внуков. Сегодня перед представлением свекровь разыграла маленький спектакль, зайдясь в продолжительном приступе глубокого кашля. Нина была уверена, что злобная старуха делает это специально, чтобы сын остался дома, а не пошел смотреть ее выступление. Иногда Мадам бросала на невестку весьма красноречивые взгляды, в которых читалось: «Ты не Лилия. Ты не лучше хамок, что живут по соседству. Ты недостойна Виктора». Вдобавок свекровь то и дело подчеркивала голубизну собственной крови.
Виктор любил мать. Однажды, несколько месяцев назад, Нина через щелочку в фанере подсмотрела, как ее муж моет Мадам ноги. Он наполнил большой таз теплой водой. Лола сидела на плече свекрови, клюя ее серьгу. Виктор с величайшей нежностью и любовью опустил ноги матери в воду… Нина отпрянула от перегородки. С тех пор она никогда не подглядывала за ними, боясь снова испытать мучительную ревность.
Сегодня она задумалась над тем, что чувствует Вера, возвращаясь после спектакля в комнату Нининой матери. Сама она ощущала легкую грусть. Возможно, ее подруге тоже бывает немного не по себе.
Оказавшись в комнате, Вера устало плюхнулась на стоящий напротив пианино жесткий диван.
— Побольше бы таких поводов, — сказала она Виктору, — тогда мы чаще ходили бы в ресторан.
Тот был польщен, но не подал виду.
— А это откуда? — спросил он у Герша, увидев обернутые в разноцветную фольгу плитки шоколада.
— От Зои. Угощайтесь.
Виктор развернул шоколадку. Нина вспомнила большеглазую кудрявую женщину, которая не сводила с Герша влюбленного взгляда. Странная бы пара из них получилась! Герш вскипятил воду для чая. Вера сняла туфли и, поджав ноги, удобнее устроилась на диване. Разломив шоколад, Виктор и Нина уселись рядом с Верой.
— Ниночка! Помнишь, как мы соревновались, кто выше поднимет ногу?
После поступления в хореографическое училище и до отъезда Веры девочки часто играли в эту игру.
— Мы тогда еще даже не знали термин «гранд батман», — сказала Нина мужчинам.
— Однажды, — сказала Вера, — я решила выиграть, чего бы это ни стоило. Я так высоко вскинула правую ногу, что потеряла равновесие и упала на спину.
Девушка рассмеялась и немного подвинулась на диване. Ее колени выглянули из-под юбки, и Нина мысленно похвалила себя за то, что сумела создать такие условия, в которых Вера могла расслабиться в обществе мужчин, а не быть скованной и холодной, как обычно.
— Плюх! И я лежу на земле. Если бы я только знала, сколько раз такое случится со мной в будущем!
Нина помнила тот случай. Упав на землю, Вера рассмеялась. Нина тоже смеялась, но при этом удивлялась поведению подруги. Упади Нина сама, она бы ни за что не стала смеяться над собой. Она страстно желала выиграть и не хотела, чтобы кто-то увидел, как она падает на спину. Даже в столь юном возрасте Нина, хотя и подсознательно, испытывала огромную потребность побеждать, быть первой и лучшей.
— Жаль, мы раньше не встретились, в детстве, — садясь, сказал Герш.
Он не сводил своих задумчивых, прикрытых круглыми стеклышками очков глаз с Веры.
Виктор подошел к пианино и сыграл несколько аккордов, которые переросли в некое подобие мелодии. Герш расспрашивал Веру о жизни в Ленинграде. К Нининому удивлению, подруга отвечала откровенно, не таясь. Прикрыв глаза, Нина слушала любительскую, но преисполненную вдохновения игру Виктора. Разговор Герша и Веры все продолжался.
