Когда они подъехали к дому, он вздохнул с облегчением. И тут же снова уловил этот проклятый, не поддающийся усилиям памяти запах. До вечера еще в машине пахло ею, потом запах выветрился…
Теперь Руслану приходилось сталкиваться с Ольгой по нескольку раз в день. По утрам она спускалась по лестнице, в тонком домашнем платье, под которым было видно ее всю, как голую. Зачем только Миша позволяет ей его носить? И потом постоянно мелькала то в окне второго этажа, то на дорожке сада, то у ворот. Вечером Миша прощался с ним, взбегал по лестнице на второй этаж, и воображение немедленно рисовало, как он входит спальню, опускается на кровать, обнимает жену. Руслан придушенно мычал, бросался на пол и принимался отжиматься.
В конце концов пришлось признаться себе, что жена босса неодолимо его волнует, вызывает бешеную пульсацию крови во всем теле, и это началось с той самой первой встречи, когда увидел ее в аэропорту. Глядя на нее, он не мог отделаться от желания: схватить ее, опрокинуть, смять, прижаться губами к пульсирующей на шее синей жилке. Усилием воли Руслан отгонял эти видения, но с телом так запросто справиться не мог, оно не подчинялось рассудку, требовало эту женщину властно и горячо. Он даже удивлялся такой бурной реакции своего мужского естества – что в ней было такого особенного, если разобраться? Красивая, конечно, тонкая, хрупкая, золотая – но ведь таких много.
Женщины… Сколько у него их было? После нескольких лет, проведенных в доме отца, во время учебы в Москве он оторвался за годы вынужденного целибата. И потом уже, во время несения службы в гарнизоне, какие только бабы не приходили к нему, чтобы разделить с ним постель! Вероятно, была в Руслане какая-то особая для них мужская привлекательность.
Воспитанный на приключенческих книгах, затем попавший в среду, где свободное поведение женщины приравнивалось к распущенности, он так и не смог до конца определиться в своем отношении к подобным связям. Он знал, что в современном мире секс – это достаточно просто, как необходимое и приятное физическое упражнение в спортзале, но все равно никак не мог побороть некое смутное чувство брезгливости. Эта проклятая двойственность восприятия изводила и мучила Руслана.
По его внутреннему, сформировавшемуся за годы кодексу чести чужая жена была совершенно запретна, табу. Тем более жена босса, к которому он к тому же относился почти дружески. Нельзя было даже и помыслить о том, чтобы завести с Ольгой какие бы то ни было личные отношения. Руслан гнал от себя опасные мысли и почти с ненавистью оглядывался на нее, когда она появлялась в поле зрения. Ситуация осложнялась еще и тем, что не замечать Ольгу он не мог, так как и за ее безопасность отвечал тоже.
* * *
В тот вечер Ольге удалось выбраться из дома без сопровождения. Миша настаивал, чтобы она выезжала только с телохранителем, ее же раздражала постоянно маячившая позади молчаливая фигура одного из охранников, нанятых Русланом. Отчего-то казалось, что муж, воспользовавшись предлогом мнимой опасности для ее жизни, приставил к ней соглядатаев, шпионящих за каждым ее шагом. Конечно, ничего тайного, запретного она и не делала, но ощущение собственной свободы и независимости, ради которого она и открыла филиал конноспортивного клуба в Москве, безнадежно терялось.
Сегодня же наконец-то ей удалось улизнуть от бдительного ока и поехать в клуб одной. Собственно, ехать было недалеко, комплекс находился поблизости от дома.
Навстречу ей тут же бросилась Ленка – девчонка лет четырнадцати, из местных, поселковых. Лошадей она обожала с детства, вот и прибилась к клубу. Приходила каждый день, помогала на конюшне. Денег не просила, только смотрела преданно, как щенок, чтобы не прогоняли. Оля выделила ей официальную ставку, не полную, конечно, а ровно столько, сколько позволялось по Трудовому кодексу на рабочий день подростка.
– Ольга Николавна, – зачастила Ленка, – такая радость! У Фухтели жеребенок родился. Такой хорошенький, серый, в яблоках!
– Пополнение в рядах? Замечательно! – улыбнулась Ольга.
– А эта новая лошадь, Гейша, что-то нервничает, – озабоченно сообщила Ленка.
– Дурит? Ну, сейчас я ее навещу.
Оля решила, что жеребенка посмотрит позже, и направилась в конюшню, сразу к стойлу Гейши. Гнедая лошадь с белым пятном на лбу, поджарая, длинноногая, и в самом деле нервничала: фыркала, выворачивала шею, косилась на хозяйку вишневым, сверкающим затаенным бешенством глазом. Привезли лошадь только два дня назад, она еще не привыкла к новым условиям, не желала признавать ни конюхов, ни хозяйку.
– Ну что ты, что ты, милая? – Оля осторожно похлопала ее по шее, погладила ладонью морду. Лошадь оскалилась, и Ольга едва успела отдернуть руку – еще немного и укусила бы. – Шшш… Не балуй! Все хорошо! Сейчас выездим тебя.
Она набросила повод, попыталась застегнуть уздечку. Гейша упрямилась, но Ольга действовала уверенно, вставила трензель и подтянула уздечку вверх. Оседлав лошадь, она вывела ее из конюшни и вскочила в седло. Гейша поначалу артачилась, поворачивала к Оле голову с прижатыми ушами, явно угрожая тяпнуть за колено. Оля продолжала успокаивать ее голосом, и в конце концов Гейша, кажется, образумилась, спокойно порысила к воротам.
Ольга поехала через поле. Покрытая свежей, недавно пробившейся травой земля тянулась почти до самого горизонта, даря ощущение простора, воли, почти полета. Далеко впереди белели в сумерках низкие домики поселка, располагавшегося по ту сторону шоссе, тускло блестели купола недавно отстроенной церквушки. Над куполом, галдя, кружились галки. За церковью медленно текла меж высоких берегов тихая речка. На небе разгорался поздний майский закат – рваные розовые полосы чередовались с серо-сиреневыми.
Вдруг впереди, на кромке поля, рядом с первыми домами что-то тяжело разорвалось, в небо взлетела яркая изумрудно-зеленая ракета, рассыпавшая вокруг светящиеся брызги. «Мать твою! Как же задрали со своими фейерверками. Ни один урод не может жениться, не оповестив об этом всю округу», – выругалась про себя Ольга и погладила лошадь по холке, чтобы успокоить, показать, что все в порядке. Но было уже поздно. Гейша рванула в сторону, дернулась и понесла. Ольга едва успела откинуть корпус назад и упереться в стремена. «Спокойно! Спокойно! Не паниковать!» – командовала она себе, пытаясь натянуть повод. Ветер, еще недавно нежно гладивший виски, теперь бешено летел в лицо, сдавливая дыхание, трепал волосы.
Оля пыталась завернуть лошадь на круг, но та не слушалась. Дернувшись, кобыла встала на дыбы, и Ольга едва успела прижаться к горячей, мокрой от пота, нервно вздрагивающей спине животного. «Сбросит!» – поняла она. Но всаднице все же удалось удержаться в седле. Гейша пригнулась к самой траве и снова галопом понеслась вперед. Комья земли, вылетавшие из-под копыт лошади, хлестали Ольгу по ногам, по бедрам. Ольга тянула повод то вправо, то влево – Гейша не унималась, мчалась к краю поля. Впереди пролегало шоссе, уже отчетливо видны были пролетающие на полной скорости машины.
– Стой! Гейша, стоять! – отчаянно закричала Ольга, не справившись с голосом.
