– Вы Дональд Хоган, верно? Он кивнул.
– Пройдите к пятому пункту. Ваш багаж доставят.
Он пробормотал «спасибо», и она хотя бы наклонила голову в ответ, но уделенное ему внимание тем и ограничилось, и девушка отвернулась приветствовать пассажиров, выходящих из соседнего шлюза. Покраснев от смущения, Дональд прошел через зал к ряду длинных стоек, какие встречаются в любом экспресс-порту мира. Стойки были разделены на пропускные пункты, на каждом окопались чиновник иммиграционной службы и таможенник, одетые в серовато-белые формы и черные шапочки.
Дональд кожей чувствовал обращенные на него взгляды. Он был здесь единственным европейцем. Почти все остальные были азиатского происхождения: местные, китайцы или бирманцы. У первого пункта стояли несколько сикхов, еще в зале мелькало с десяток арабов, среди которых затесался одинокий негр, похоже, из Африки. Но никаких уступок неазиатам не делали: единственные вывески, какие он мог заметить, были на ятакангском, на китайском, кириллицей или на индонезийском.
Подойдя к очереди к пятому пункту, он встал за семьей состоятельного китайца – они явно были экспатриантами, поскольку тут же принялись обсуждать его на ятакангском.
Их маленькая дочка, девочка лет пяти, вслух удивилась, какой он бледный и некрасивый.
Спрашивая себя, не поставить ли их на место – в отместку за его собственную растерянность пару минут назад, дав им понять, что знает, о чем они говорят, он попытался отвлечься перечислением того, чем это место отличается от экспресс-зала дома. Список оказался короче, чем он думал. Отделка в режущих глаз красных и зеленых тонах соответствовала влажному тропическому климату Гонгилунга, стоящего на уровне моря, но и в предгорьях, хрящами уходящими в глубь острова, было чуть прохладнее, но не намного суше. Рекламных щитов здесь было не меньше, чем дома, а вот коммерческая реклама почти отсутствовала, поскольку сферу услуг на девяносто процентов контролировало государство. Но среди остальных десяти было несколько политических, в том числе пара плакатов, прославляющих маршала Солукарта за его обещание оптимизировать население. Стены украшали постеры различных авиалиний: китайских, русских, арабских, японских, даже афганских и греческих. Были здесь вездесущие киоски с колоритными диковинами и сувенирами, и был виден, хотя и не слышен, тридцатитрехдюймовый экран голографического телевизора, включенного для пассажиров в зале вылета за затемненным стеклом.
Словно чтобы позлить его, очередь, куда его направили, двигалась медленнее соседних. Он уже предвидел, что станет завидовать людям вокруг, которые привыкли сидеть на полу и которым не показалось бы нелепым по-лягушачьи прыгать на корточках, когда очередь сдвинется.
Виной задержки, похоже, был стоящий перед китайской семьей японец, по всей видимости, коммивояжер из Японской Индонезии, поскольку его раскрытые сумки распирало от десятков образцов товара, который Дональд легко опознал, – электрошокеры, тазеры, газовые баллончики. Чиновник за стойкой останавливался на каждом образце, всякий раз заглядывая в объемистое руководство. Дональд добавил к списку различий еще одно: дома на каждом пропускном пункте лежала бы компьютерная распечатка с указанием таможенных тарифов.
Злясь на задержку, он заметил, что очередь к шестому пункту уменьшилась до одного человека, очень привлекательной индианки в микросари, которое оставляло открытым правое плечо и ноги до середины бедра, – насколько он слышал, индийское правительство поощряло эту моду, так как она сокращала расход ткани. Изящные ноги были обуты в золотые сандалии, длинные темные волосы уложены в высокую прическу, чтобы подчеркнуть патрицианский профиль, в левой ноздре – украшение в древнем стиле, забавный атавизм, учитывая, что в остальном внешность у нее была даже слишком современная.
Интересно, зашорены ли ятакангские чиновники настолько, чтобы, когда терка уйдет, отказаться перенести его сумки к соседнему пропускному пункту?
Судя по поведению китайской семьи, откровенное любопытство здесь не считалось дурным тоном. Дональд напряг слух. Поначалу он не мог разобрать слов, а потом сообразил, что таможенник коверкает свой язык, словно говорит с ребенком, а девушка все равно его не понимает.
Никто больше в его очередь пока не встал. Он обсудил с собой, не попросить ли китайскую семью придержать его место, а потом решил, что лучше не рисковать, обращаясь к ним по-ятакангски, и подошел к девушке.
– Вы, вероятно, говорите по-английски, – сказал он. Она повернулась к нему с очевидным облегчением, а чиновник за стойкой скривился.
– Да, говорю! – сказала она с заметной северо-запад ной напевностью, которую англичане окрестили бомбейским английским. – Но я ни слова не понимаю по-ятакангски!
– Потом она узнала его собственный акцент и уже готова была нахмуриться.
– Но… но разве вы не американец?
– Верно.
– Тогда…
– Я говорю на ятакангском. У нас его мало кто знает, но все же такие встречаются. Как по-вашему, в чем проблема?
Она пожала плечами, округлив глаза и подняв брови, от чего вздернулся красный значок касты на высоком лбу.
– Что вам надо? – резко спросил таможенник у Дональда.
Выискивая в долгосрочной памяти модуляции, соответствующие словам, которые он привык видеть, а не произносить, Дональд сказал:
– Дама вас не понимает. Я ей объясню, если вы мне скажете, в чем дело. Только помедленнее, пожалуйста.
Чиновники обменялись взглядами. Наконец цербер из иммиграционной службы сказал:
– Мы не впускаем в нашу страну проституток.
На мгновение Дональд был сбит с толку. Потом понял, что они имеют в виду, и едва не рассмеялся. Он повернулся к терке.
– Они считают вас проституткой, – сказал он и улыбнулся.
На ее лице мелькнули удивление, ужас и наконец такое же веселье.
– Но почему?
Дональд рискнул высказать догадку, к какой пришел сам.
– Вы случайно не вдова?
– Да… Но откуда вы?.. Ах да, конечно: перед отъездом я попросила знакомого написать это в моем паспорте по-ятакангски.
– Нет, я не подглядел это в вашем паспорте. Так получилось, что вы нарушили несколько местных обычаев. Прежде всего одежда, которая на вас.
Девушка смущенно опустила взгляд на смуглые ноги.
– Национальная ятакангская женская одежда – саронг, который похож на ваши старомодные сари за одним исключением: его собирают между ног наподобие турецких шаровар. Такие короткие, как у вас, юбки позволяют себе носить только обладающие большой властью женщины-менеджеры и… э-э… девушки веселого поведения. И, во-вторых, большинство ятакангских проституток официально называют себя вдовами: для женщины, потерявшей мужа, не считается позором искать других мужчин, чтобы прокормить себя.
– Силы небесные! – еще более округлив глаза, воскликнула девушка.
