Книга Капитан Филибер, страница 100. Автор книги Андрей Валентинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Капитан Филибер»

Cтраница 100

Вижу.

Суета на станции Несветай, шум, гудки паровозные. Три эшелона, тяжелый бронепоезд, пушки на платформах, деловитый народ с «мосинками» — харьковские металлисты, луганские забойщики, юзовские слесаря. Не сдается Донецко-Криворожская республика, собирает силы для последнего боя. Все на борьбу с германским империализмом! Не отдадим врагу родную пролетарскую Украину!..

— Чи не до товарища Руднева вы? Ждет он вас, товарищ Кайгородов. Со вчерашнего дня еще. Там он, у бронепоезде.

Смотрит на меня комиссар Шульга взглядом наивным, простым. Весело смотрит. Интересно, не он ли у Руднева контрразведкой ворочает?

— Спасибо! — улыбаюсь в ответ. — Я, Петр Мосиевич, часто вспоминаю, как мы в Лихачевке… Вместе.

Гаснет усмешка, твердеет взгляд.

— От и я вспоминаю. И товарищ Жук, командир наш боевой, светлая память, пока живый був, згадував. Як трэба, воевали, сыльно… С германцем… поможете? Надо, ох, надо!

Не улыбается комиссар, не шутит. Кончились шутки — немцы в Донбассе, истекает кровью Донецко-Криворожская.

Что ответить?

* * *

— Скажите, товарищ Кайгородов, с кем я все-таки разговариваю? С генералом Донской армии — или с… нашим человеком в Новочеркасске?

Стальные стены в заклепках, стальной потолок. На откидном столике — томик Шопенгауэра в мягкой обложке. «Мир как воля и представление» — большими черными буквами. Пустой стакан, свернутая карта…

Тот, кто памятником застыл на знакомой с детства площади, на чей надгробный камень я так и не положил цветы, оказался совершенно не монументального вида: невысок, рус, голубоглаз. Разве что взгляд такой же — бронзовый, твердый. Словно металл уже проник под кожу молодого замнаркома, готовый заместить бренную плоть, слишком слабую, чтобы вынести неимоверную тяжесть войны, смерти и бессмертия. Николай Александрович Руднев, тезка моего деда по матери, забытый полководец, несостоявшийся диктатор…

— Прежде всего, вы разговариваете с вашим соседом, товарищ Руднев, — смотреть ему в глаза было трудно, но я старался не отводить взгляд. — По Харькову. Я даже вам кое-что должен… А еще — с вашим человеком в Новочеркасске. Может быть, единственным.

Голубые глаза были холодны и спокойны. Заместитель народного комиссара ждал, что скажет ему генерал по особым поручениям Атамана Войска Донского. И я вдруг понял, что могу заранее расписать весь наш разговор — по фразам, по вопросам-ответам. Нет… Нет… Нет… Нет!

Я покосился на томик в мягкой обложке. Шопенгауэр… Обычно красные командиры предпочитали Ницше.

— «Наш мир — наихудший из всех возможных миров». Ты тоже так считаешь, Николай?

* * *

Его Мир, конечно же, не был наихудшим, не был даже плохим, как не может быть дурным или хорошим нечто несравнимое. Мир был самым обычным — точнее, стал. Из уютного закутка, куда так приятно попасть из огромной неупорядоченной Вселенной, Мир, меняясь и меняя маски, превратился, наконец, в самого себя — истинного. От ощущения нереальности, от виртуальной «стрелялки» — к Бытию, к материальности, к душе. Сравнивать стало не с чем. Метаморфозы завершились, хаос, циферблат, туннель, грохочущий тамбур — все исчезло, оставшись лишь в памяти, как остаются сны. Бабочка тоже сгинула, вдоволь намахавшись крыльями. Она стала подобной мириадам иных душ, несомых вечным ветром из Ниоткуда в Никуда, из Вечности в Вечность. Мир и Человек. Их спор не закончился, но теперь ни у кого уже не было преимуществ. Знание перестало служить оружием. Мир переменился, и Будущее окончательно обрело право на тайну. Мир тоже оказался бессилен против человеческой свободы, против права пылинки на вольный полет. Хаос стал Космосом, Мир — Вселенной, бунтующий Творец — обычным человеком, частью и плотью устоявшейся реальности.

Он не спорил с Миром. Он жил.

Я — жил.

* * *

— По каким причинам вы приехали в Новочеркасск? Прошу основательно подумать над ответом.

— Исключительно по личным причинам. Да.

Куда можно попасть после возвращения из вражеского штаба? Ясное дело, в контрразведку. Под белы ручки, в кресло, к двум внимательным следователям, доброму — и наоборот. Лампа в лицо, графин с мутной водой на столе.

Протокол.

— Вы подтверждаете тот факт, что штурм Екатеринодара был сорван из-за вредительского приказа Корнилова, оставившего бригаду Маркова в резерве, чтобы обеспечить успех своему любимцу Неженцеву? А также из-за столь же преступной безынициативности самого генерала Маркова, не оказавшего помощь гибнущей армии?

Даже не по себе стало. Никак дело шьют? И кому?!

— Клевета! Марков был направлен охранять раненых. Можете считать, что генерал Корнилов пожертвовал городом и собственной жизнью, но не оставил раненых «добровольцев» на поругание врагу. Да! Он не бежал, как другие генералы-трусы!

Накаркал Принц, накаркал! Вот она, родная ВЧК, уже работает, в поте лица трудится. А то, что «Осведомительным агентством» поименована, разницы никакой. У большевиков военная разведка вообще — Регистрационное управление. Одни осведомляют, другие регистр ведут.

— Так все-таки, почему вы покинули армию и тайно прибыли в Новочеркасск? Является ли ваш поступок результатом малодушия — или вы действовали согласно полученному приказу? А если так, кем был отдан этот приказ? Подумайте, прежде чем отвечать, подумайте. Настоятельно советую!

Одно хорошо — не я под лампой. В уголке я, при сифоне с водой и пепельнице. Не свидетель даже — начальство. Потому и стараются парни в расстегнутых кителях, прессуют по всему фронту. Раскрутим, мол, ваше превосходительство, в лучшем виде. У нас и не такие бобры кололись!

— Личные причины. Да! Личные!..

Мордатый, с кошачьими усиками, в долгополой черкеске… «Хивинский, проводите!» Дом на Барочной, огромный кабинет, где мы ругались с Корниловым, спесивый адъютант в газырях…

…Нет газырей, исчезли, как и кинжал в золоте, и пояс в бронзовых бляхах. Невеселый нынче вид у поручика Хивинского — Хивинского 2-го. Попал адъютант покойного Корнилова, как кур в ощип. Не повезло! Много в Новочеркасске беглецов из бывшей Добрармии, но не все при самом Лавре Георгиевиче служили. И не всем правящий в Хиве хан Саид абд Алла — родной дядя.

— Ну, хорошо, подпишите. Имя и звание полностью: поручик… э-э-э… Резак Бек Ходжиев хан Хивинский… Вот так! И здесь еще…

Негромко стукнула дверь. Я встал. Вовремя!

— Разрешите?

— Заходите, Михаил Алаярович… Господа! Позвольте представить. Есаул… Простите, войсковой старшина Махмуд Аляр Бек хан Хивинский.

Ценитель кубо-футуризма кивнул, поглядел на мордатого с усиками, улыбнулся. Шагнул вперед. Бывший адъютант дернулся, попытался встать… Встал.

Лицом к лицу — ни слова, ни жеста. Секунда, другая, третья… Непохожие. Похожие.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация