…И по званию не называют! Зачем, спрашивается, погоны надевал? Обидно даже. Самое время возмутиться. Станица Егорлыцкая — не просто Дон, но и зона ответственности нашей оперативной группы. Однако штыки звали к сдержанности. Для этих хмурых парней — даже Чернецов не фигура.
Добровольческая армия. Рано я их похоронил!
Сколько именно недобитков Марков сумел вывести из-под Екатеринодара, никто толком не знал. Не больше двух тысяч — точно. Остатки Кубанской армии вместе с членами Рады ушли на юго-восток, к Тереку, полковник Кутепов с сотней офицеров неделю назад объявился в Новочеркасске — не сошелся характером с новым Главкомом, отказавшимся делить власть умершего Алексеева.
Кто остался?
С Донским правительством Марков в переговоры не вступал, однако сразу же потребовал продовольственные пайки и огнеприпасы. Богаевский пожал плечами, выслал кое-что из съестного. Оружия не дал — арсеналы были почти пусты. Толку же от Марковского воинства оказалось чуть — на фронт против Антонова не просились, с близкой Кубанью старались не задираться. И с чем задираться? Горстка — хоть и очень злобная.
В Атаманском дворце на воскресших «добровольцев» смотрели, как на надоедливых призраков. Корнилов, Алексеев — это было давнее Прошлое, присыпанное снегом Сельских степей и кровавой пылью Новочеркасского штурма. Марков с его амбициями никого уже не интересовал. Даже Дроздовский, узнав о смерти вождей Добрармии, предпочел осесть на Дону. Единственным человеком, все еще помнившим о «белой гвардии», был я. И вот вам благодарность…
— Господин генерал, правда, что в правительство Дона вошли большевики?
Капитан? Нет, голос молодой, наверняка один из прапорщиков.
Оборачиваться я не стал.
— Правда. Пост товарища министра внутренних дел предложен Дзержинскому. А Председателем Круга вместо Богаевского сделаем китайца. Надежный товарищ, из шанхайской секты «Неистовый кулак»…
А вдруг выстрелят?
— Это не смешно!..
Прапорщик? Да, но другой, голос еще моложе. Интересно, кто среди «добровольцев» такие слухи распускает? Уж не сам ли Сергей Леонидович? В подлости не замечен, зато горяч. Для него и Митрофан Богаевский — коммунист.
— Вы… Вы там, в Новочеркасске… Вы…
Уже третий. Стало быть, братцы Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф…
— Вы Россию предали!
Никак козлом называли? Дедушка, запиши в ЧОН! На полчасика, потом сам выпишусь.
Повернулся — медленно, неспешно. Оправил китель, щелкнул ногтем по Донскому кресту (номер пять!), завел руки за спину… А я еще грешил на «дроздов»! С нибелунгами наши сразу побратались, по медали каждому навесили, а те поклялись Тихий Дон до последней капли крови защищать. «Яссы и Дон — навеки вместе!»
Шагнул вперед. Штыки? Хрен с ними, напугали попа груздями!
— Знаете, что, мальчики? Я с вами даже спорить не буду. Просто мир делится на обоссанных неудачников — и на всех остальных. Мы — все остальные. Вопросы?
Молчат. Скалятся. Штыки вверх-вниз, вверх-вниз… И что дальше, поросята? Стрелять будете? Без шкуры остаться не боитесь — а заодно и без яиц? Штаб Чернецова в двадцати верстах.
— Хватит, господа, хватит! Господин генерал!.. Ваше превосходительство! Вы должны понять — нервы, усталость от похода, контузии…
Капитан — вмешался-таки, сообразил, чем пахнет. Интересно, настоящие белогвардейцы тоже были… такими?
— Господа! В присутствии его превосходительства ответственно заявляю, что Донское правительство ведет героическую борьбу с большевистскими полчищами…
— Но, господин капитан! Генерал Марков вчера говорил…
Значит, все-таки Марков… Где моя желтая коробка?
Щелк!
* * *
— Кайгородов! Как вы мне надоели! И слышать ни о чем не желаю. Как офицер Великой Русской армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить какой-нибудь Донской или, не дай бог, Крымской республике, которые самим фактом своего существования способствуют расчленению Великой России!
Станичное правление. Фотография Корнилова на стене — маленькая, с черным уголком.
Злобный Марков.
— Только не намекайте, что вы теперь ге-не-рал. Снимите погоны, не позорьтесь! Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то татарские, калмыцкие… иные армии несуществующих государств? Хотите хватать чины? Пожалуйста: обгоняйте меня, но я, как был произведен в генерал-лейтенанты законным русским монархом, так и останусь им до тех пор, пока снова не явится истинный Хозяин земли Русской. И что будут делать офицеры этих ваших армий, когда те будут расформированы? Не сманите, не думайте!
Кафтан, как на извозчике, в руке — то ли кнут, то ли плеть, на голове — папаха. Белая. И не жарко ему, май на середине!
Эх, Сергей Леонидович, как вам форма-то идет!
— И не смейте сманивать моих офицеров. Какими глазами эти господа будут смотреть на сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших свои полки? А если после службы в вашей… орде они пожелают снова поступить в Добровольческую армию, то предупреждаю: не приму! Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери.
Ему все еще казалось, что мы на Барочной, что живы Корнилов и Алексеев, а на Дону — ничего и никого, кроме гимназистов Чернецова. Сманивать? Кто их сманивает, битых?
— На хрен вы нам не нужны, Сергей Леонидович, — вздохнул я. — Ни марафонцы ваши, не вы лично. Была мыслишка сманить вас в военные министры, но Кутепов отговорил…
Рычание. Кнут-плеть с размаху лупит по носку давно не чищеного сапога. Черт! Не ругаться же я сюда приехал! А как не поругаться?
— …Кутепова мы тоже отфуболили. Пусть катится в свой Преображенский — песенниками командовать. А насчет погон… Может, вам их сам хан Хивинский повесил, из собственного халата выкроил, только… Помните у Суворова? «Я лучше покойного Прусского короля, я Божию милостью баталий не проигрывал!»
Чего это я хана Хивинского вспомнил? Не из-за последней ли докладной нашего Espia Mayor? Расстарался Принц…
— А еще вы, Сергей Леонидович, не по форме одеты. Во-первых, фиговый пример личному составу подаете. Во-вторых, папаха больно приметная, целиться легко. Хоть из пушки стреляй. Ухлопают!
…У станции Шаблиевка, 12 июня, ровно через месяц. По папахе и станут лупить — из всех орудий красного бронепоезда. Знают!
Щелчок. Кнут-плеть полосует ни в чем не повинную скамью. Папаха с глухим шумом падает на пол.
— Да чтоб вас, Кайгородов!..
Повернулся на каблуках. Кнут — к папахе. Шагнул прямо ко мне, дохнул табаком в лицо.
— Что живы, рад. Как там Оленька? Не сильно кашляет?
* * *
— …Вы нахамили, я нахамил. Обменялись. Чудно-с! Вы, кажется, преподаватель, как и я? Дожили… коллега, озверели, шерстью обросли! Скоро копыта прорежутся, сапоги не нужны будут. Как тяжело, Кайгородов, если бы вы знали! Бредовая ситуация: все идут не в ногу, один я пытаюсь в ногу, толку лишь мало. Я вам уже говорил: местечковые ополчения не победят, не спасут Россию, нужна армия, армия, армия! Вы с вашим Чернецовым не послушались, спрятались в степи, а нас расстреливали прямой наводкой у Екатеринодара. Только не говорите о своих подвигах, партизанить можно двести лет, пользы все равно ни на грош. А вместе мы бы взяли город, Кубань была бы уже наша… Что теперь говорить, Кайгородов! Да, проиграли. Я бы мог вам сейчас мемуар на ста страницах выдать, лекцию четырехчасовую прочесть на тему: «Генерал Марков не виноват, или Идиотские приказы». Неправда, виноват, это мертвые сраму не имут. Лавр Георгиевич, Антон Иванович, вечная им память! Да, виноват во всем Марков, во веки веков, аминь! Но если я виноват, то позвольте уж нести ответственность до конца. Добровольческая армия останется единственной Русской армией — настоящей, а не «посполитым рушением» с генералами из бывших… земгусаров. Да, нас мало, о нас забыли… Ничего! Наша работа — только начало обновления Родины. Кубанский поход — первый маленький эпизод. Но верьте, Россия будет великой и сильной, будет как огромное, греющее и животворящее всех солнце! Нам надо хотеть Ее, дерзать и бороться… Дьявол! Из-за вас я скоро стихами заговорю!.. А вы, Кайгородов!..
