Лед кончается, мальчик пытается затормозить, не может удержать равновесие и падает. У него такой растерянный вид, что Ника смеется. Лева густо краснеет и встает.
— Ладно, ерунда, — говорит он, — все нормально.
Они возвращаются из кино. Яркое, почти что летнее, солнце играет на белоснежных сугробах слева и справа от дороги. На чистом голубом небе — ни облачка. Настоящая новогодняя погода.
— Как ты думаешь, — говорит Ника, — удобно спросить Майка, почему его отец стал невозвращенцем?
Лева пожимает плечами. Он рад, что разговор ушел в сторону от неловкого падения:
— Конечно, удобно, — говорит он, — почему нет? Это же для нас невозвращенцы — предатели, а для мертвых — наверное, наоборот. Герои.
В школах, где училась Ника, учителя несколько раз рассказывали про невозвращенцев. Считалось, что мертвые сманивают живых, попавших в Заграничье, обещают — если те останутся, их ждет счастливая, сытая жизнь. Теперь Ника хорошо представляет, как все происходит: человеку показывают эти гаджеты — ай-по, видеомагнитофоны, машины, красивую удобную одежду, — и он решает остаться в Заграничье, забыть родных и друзей, не возвращаться. На уроках говорили, что потом невозвращенцы горько жалеют о сделанном, ведь жизнь у мертвых — тоскливая и тяжелая, вовсе не похожая на те обещания, которые давали невозвращенцам.
Ника немного разочарована. Когда Майк появился впервые, она подумала: «Ух ты, как это необычно — мертвый мальчик! Он столько сможет рассказать! Может быть, — надеялась Ника, — я лучше смогу представить, как теперь живут мои родители».
Но стоило послушать Майка внимательней — и оказалось, что ему особо и нечего рассказать. «Жизнь у мертвых мало отличается от нашей, — думает Ника. — Слов много непонятных — это да. Ипотека, закладная, ссуда, кредит. А так — то же самое, обыкновенная жизнь. Да и сам Майк — самый обыкновенный, ничуть не лучше ее одноклассников. Лева, например, гораздо умнее, а сравнивать Майка с Гошей — так просто смешно».
— Тебе Гоша не звонил? — спрашивает она Леву.
— Нет, — отвечает Лева и сразу мрачнеет.
«Странно, — думает Ника, — стоит мне спросить про Гошу, у Левы сразу портится настроение. Не понимаю — почему?»
— Как ты провела каникулы? — спрашивает Зиночка.
Ника смотрит на учительницу в недоумении. Попросила задержаться после урока, Ника думала — по поводу математической олимпиады, а вместо этого — спрашивает про каникулы.
— Нормально, — отвечает она, — в кино ходила, гуляла…
— С друзьями?
— Ну да, — отвечает Ника, — с Мариной и с Левой.
Вообще-то Зиночка нравится Нике: она не вредная, на уроках у нее интересно, математику Ника любит, на олимпиаде собирается победить. Но сейчас Ника нервничает: в первый день занятий Гоша так и не появился в школе. На переменке сбегала на первый этаж, позвонила из телефона-автомата — в трубке только длинные гудки. Вот бы когда пригодился движок: можно было бы позвонить Гоше, где бы он ни был! Ну ничего, со временем движки тоже научатся делать — делают же сейчас плееры и телевизоры. И не намного хуже, чем мертвые.
— А с Гошей ты дружишь? — спрашивает Зиночка.
— Да, — отвечает Ника и тут же добавляет: — С ним что-то случилось?
— Ну, не совсем с ним, — говорит Зиночка. — Нам звонили из района… его мама пропала в экспедиции на Белом море. Гоша с отцом ездили туда, на поиски — ничего не нашли.
— Гошина мама… погибла? — осторожно спрашивает Ника.
— Никто не знает, — отвечает Зиночка, — вообще-то считается, что мы никому не должны говорить об этом, но я подумала, что ты — его подруга и вообще должна понимать такие вещи…
Ника кивает: да, она должна понимать такие вещи, ну конечно. Но сейчас она ничего не понимает — как же так? Что будет теперь с Гошей?
— Видимо, Гошина мама сейчас мертвая, — говорит Зиночка, — но что случилось, так и непонятно. Из района нам намекнули, что, возможно, она сама не вернулась… ну, ты понимаешь? Решила остаться там.
Ника удивленно смотрит на Зиночку. Она не понимает: как же так? Гошина мама — невозвращенка? А как же Гошин папа, как же сам Гоша? Как она смогла их оставить?
— Я только тебе сказала, — говорит Зиночка, — потому что я думаю, что Гоше нужна будет поддержка его друзей. Он, наверное, очень переживает.
Переживает. Какое глупое слово! Разве это так называется? Может, у мертвых есть слова, чтобы говорить об этом? Но Зиночка не знает мертвых языков, и Ника толком тоже не знает — разве за один урок в неделю выучишь! — и вот поэтому они говорят на живом языке, но с каждой репликой живые слова теряют смысл, ссыхаются, мертвеют.
Переживает. Поддержка. Остаться там.
Невозвращенка.
4
«Что же мне делать? — думает Лева. — Сказать „привет!“, будто я ничего не знаю? Ждать, пока Гоша сам расскажет? Или самому все сказать? И что — всё? Что его мама пропала или что ее считают невозвращенкой? Или что я в это не верю? Что я знаю: Гошина мама не могла его бросить?»
В утреннем сумраке Лева спешит в школу. Мешок со сменкой бьет по ногам, руки мерзнут в тонких варежках. Шурка молча идет рядом, словно чувствует — брата лучше сейчас не трогать.
«А если Гоша и сегодня не придет в школу? — думает Лева. — Тогда — сразу после уроков — пойдем все к нему. Марина, Ника — все пойдем. Или нет. Пойти одному. Все-таки мы дружим с детского сада, восемь лет уже. Он меня всегда защищал, точно. С самого первого дня, когда ко мне на прогулке подготовишки привязались. Рыжий, рыжий, злой, упрямый, родился от мертвой мамы. Я расплакался тогда, а они скакали вокруг и кричали: рыжий, рыжий, злой, упертый, родился от мамы мертвой, — и тут прибежал Гоша и сразу двинул кому-то, замахал палкой, устроил такую кучу-малу, что сбежались все воспитатели. Да, он меня защищал, как я — Шурку. Будто он — мой старший брат».
— Как подружки? — спрашивает Лева, нагибаясь к сестре. — Соскучились за каникулы?
— А я с Машкой поругалась, — отвечает Шурка, — у меня подружек больше не осталось.
Родинка на круглой Шуркиной щеке смешно подергивается: это Шурка кривит курносый нос.
— Надо помириться, — строго говорит Лева, — друзьями так легко не разбрасываются.
Родился от мамы мертвой. Если Гошину маму так и не найдут — он и будет от мертвой мамы. Как Ника. Нет, хуже чем Ника, потому что про Гошину маму теперь всюду будут говорить, что она — невозвращенка и предательница. «Странно, — думает Лева, — я всегда думал, что она — геолог, как же она могла в Заграничье попасть? Ерунда какая-то.
А ведь сколько раз был в гостях. Добрый день, Нина Георгиевна. Добрый день, Лева. Ужинать будешь? Хочешь чаю? Нет, спасибо, я сыт. Вот так и говорили. Хотя неправда — пару раз в год Нина Георгиевна собирала Гошиных друзей, показывала слайды, рассказывала, как была в Сибирии, в Якутистане, в разных других северных краях. Вот поэтому, кстати, я и думал, что она — геолог. И ведь неудобно теперь спросить: Гоша, а кем была твоя мама? Тогда уж: а кем работает твоя мама? Нет, тоже нельзя.
