Ким купил тонкие золотые карманные часы. Выйдя из ювелирного магазина, он тут же натыкается на Малыша Лицемера, который лениво слоняется у магазина, обдумывая, как бы его получше ограбить.
– Даже и не пробуй, – говорит ему Ким.
– А я и не собирался…
Ким замечает его обтрепавшиеся манжеты, потрескавшиеся туфли.
– Жизнь все тяжелее и тяжелее становится.
Речь Малыша тиха и сентенциозна – он известен своей склонностью к потасканным афоризмам.
– Боюсь, Малыш, что эта игра проиграна заранее, так что тебе стоит хорошенько задуматься.
– Самоуверенность простительна во всем, кроме одежды.
Как вор-форточник, Малыш считается асом, и на его счету немало успешных ограблений. Но Ким постоянно ощущает в Малыше какую-то фальшь и поэтому не желает иметь с ним дел. Под давлением обстоятельств он явно может сорваться и совершить какую-нибудь ужасную глупость. Сегодня при ярком солнечном свете Киму все становится яснее ясного; он видит следы от пеньковой веревки у Малыша на шее.
Малыш Лицемер впоследствии был повешен в Австралии за убийство констебля. Когда Ким услышал об этом, ему очень сильно взгрустнулось… черный зал суда… виселица… гроб.
– Встретимся в «Серебряном долларе».
Ким доезжает в экипаже до городских окраин. Он отпускает экипаж и с независимым видом проходит мимо своего доходного дома, постукивая по мостовой тростью со скрытой внутри шпагой, заточенной как бритва с обеих сторон, чтобы было ловчее колоть и рубить, кольт 38-го калибра спрятан в плечевой кобуре, изготовленной на заказ, запасной револьвер 33-го калибра с коротким дюймовым стволом лежит в подбитом кожей кармане пиджака. Засады нигде не видно. Может быть, их сбил с толку купленный им билет на Альбукерк. Когда он покупал, его, он постарался, чтобы кассир хорошенько его запомнил. Но рано или поздно они все равно нападут на его след. Старик Бикфорд нанял пять лучших агентов от Пинкертона, чтобы те не сводили глаз с задницы Кима двадцать четыре часа в сутки.
Ким направлялся к Мэри Солонине по железнодорожным путям… прочные двухэтажные дома из красного кирпича, серые шиферные крыши, свинцовые водостоки… Гудок поезда в далеком небе.
Мэри Солонина, прародительница всей семьи Джонсонов. У нее всегда на плите имеется кастрюля соленой свинины с фасолью и голубой кофейник, полный кофе. Сперва поешь, а потом говори о делах, кольца и часы разложены на кухонном столе. Она называет цену. Не жди, что предложит другую. Мэри умеет говорить «нет» быстрее, чем любая другая женщина, известная Киму, и ее «нет» никогда не значит «да». Все знают, что она держит деньги в горшке на кухне, но никто не рискует об этом даже на миг задуматься. Ее холодные глаза прочитают случайно мелькнувшую мысль, и в следующий раз вместо жарких объятий случится какая-нибудь неприятность: или Джон Законник случайно заглянет на огонек или Джек Гражданская Совесть влетит в двери и навешает тебе по самые помидоры.
Мэри очень уважает Кима.
– Привет, – говорит она. – Слыхала, слыхала, что ты снова в городе.
Ким достает бутылку бурбона, и Мэри выставляет на стол два стакана. Они выпивают каждый по полстакана залпом.
– Малышу снова поперло, – говорит Мэри. – Держись подальше. Скоро это кончится.
– Ему нора завязать, – говорит Ким. – Ему пора завязать и продать что-нибудь.
– Он на это не пойдет.
Нет, думает Ким, с той отметиной, что я видел, точно не пойдет.
– Я слышал, что Смайлер сел.
Мэри осушает стакан и кивает.
– Молодые воры считают, что с них и взятки гладки. И тут вдруг небо в клеточку. Первая же ходка все понты с них сразу сбивает. Сколько ему повесили?
– Десятку.
– Ну это с него точно понт собьет. Десять минут они пьют в молчании.
– Джо Варланд умер… Фараон с железной дороги пришил его…
– Что тут скажешь, – отзывается Ким. – Бог дал, Бог взял…
– И то.
Они допивают бутылку. Она ставит тарелку свинины с фасолью на стол и кладет рядом ломоть домашнего хлеба. Киму позднее доведется пробовать отменную тушеную фасоль в Марселе и Монреале, но нигде он больше не встретит такого восхитительного вкуса, как дома у Мэри Солонины.
Они пьют кофе из голубых кружек с обколотыми краями.
– У меня тут для тебя кой-что есть.
. Ким выкладывает на стол шесть бриллиантов. Мэри изучает их через лупу.
– Две восемьсот.
Ким знает, что в Нью-Йорке камни будут стоить дороже, но деньги ему нужны прямо сейчас, к тому же доброе расположение Мэри тоже многого стоит.
– По рукам.
Мэри достает деньги из горшка, передает их Киму, заворачивает бриллианты и запихивает их в карман.
– Как идут дела на Кладбище?
Ким называет свой доходный дом Кладбищем, потому что руководит им тип, известный под кличкой Джо Мертвец. Дом Кима служил убежищем для джонсонов с безупречной репутацией, большинство из которых имели личную рекомендацию Мэри Солонины… настоящие преступники… банковские грабители… похитители драгоценностей… люди высшего общества.
Ким не сильно рисковал, поскольку Денвер в то время был «закрытым городом». Работать можно было только под крышей полиции, отстегивая кусок копам. Ким тоже платил кое-какие деньги каждый месяц. В Денвере у него был вес. Он знал ряд политиков и нужных людей в полиции. Копы же называли Кима Профессором, поскольку тот обладал энциклопедическими познаниями в области оружия. Ким умел поладить с любым копом.
Джонс останавливался там на прошлой неделе. Джонс занимался ограблением банков. Это был невысокий, довольно полный мужчина с лицом бледным, как воск, который больше всего смахивал на изображение жениха на свадебном торте. Он заходил в банк со своей бандой, в которую входила крошка Лиз весом в девяносто фунтов по кличке Анна Обрез (из-за ее обреза, сделанного из охотничьего ружья 12-го калибра) и два малыша из Французской Канады, и произносил свою любимую фразу: «Прошу всех поднять руки вверх».
Ни одному из кассиров никогда не доводилось слышать более приятного голоса. Поэтому Джонс был известен под именем Сладкоголосого Бандита. Но когда он просил поднять руки вверх, его все слушались как миленькие.
Джонс как-то признался Киму, что, убив кого-нибудь, он чувствует «кошмарные угрызения совести». От подобных откровений, высказанных столь медоточивым голосом, у Кима по спине пробегали мурашки. Ощущение возникало в нижней части шеи, было скорее приятным, чем наоборот, и сопровождалось легким повышением температуры, свидетельствующим о сильном психическом присутствии. Джонс производил жутковатое впечатление, но платил он хорошо…
Последними делами, до которых опустился бы Ким в своей жизни, были воровство и грабеж. Он в одинаковой степени не уважал политиков и преступников. Поэтому известие о том, что в настоящее время на Кладбище гостит Малыш Вьюнок, исторгло из его груди недовольное ворчание. Малыш Вьюнок слегка его беспокоил. Он знал, что жулики его масштаба обычно всегда держат в рукаве наподобие туза какие-нибудь ценные сведения, чтобы при помощи их, случись чего, выторговать себе свободу. Разумеется, Малыш не знал ничего о Киме, кроме того, что тот – хозяин дома, в котором Малыш снимает комнату, но лучше держаться от этого урода подальше, подумал Ким.
