— А знаешь, что тот пациент, к которому мы идем, преступник?
— Преступник? — Ли-Вань в удивлении поднял на Лао глаза.
— Нуда! Жуткий злодей. Мне сестра рассказала в приемном отделении. Он англичанин, задушил маленькую девочку в Паттайе, представляешь? Надругался над ней и задушил.
Ли-Вань моргнул глазами.
— А почему… — он запнулся, — почему он здесь?
— Его долго искали в Паттайе, а нашли только тут. Он сильно разбился на мотоцикле, когда убегал от полиции.
Заметив, что сообщение произвело эффект, Лао остался очень доволен; он обожал быть первым, кто приносит новости.
— Извращенец, маньяк, — продолжал он шептать на ходу, — и при этом, смотри-ка ты, буддист! Я, например, еще не достиг такого просветления, чтобы понять, как сочетается буддизм с жестоким убийством…
Ли-Вань неловко запнулся сандалией и чуть не упал.
— Осторожнее!
Лао поддержал его.
Дальше Лао пришлось замолчать и принять благочестивый вид — они подошли к белой двери палаты, перед которой прохаживался молодой полицейский; через плечо у него висел блестящий черный автомат. Увидев трех монахов, полицейский равнодушным жестом, словно отгоняя рукой мух, помахал им рукой на дверь — заходите, святые отцы!
Толстый брат Диона, вытирая платком пот со лба, вошел в палату первым.
В помещении у кровати, на которой лежал пациент, стояли врач в больших квадратных очках и маленькая медсестра с круглым, словно у куклы, лицом.
Брат Диона остановился на пороге, поклонился им и произнес традиционное для монахов Ват-Утона приветствие:
— Счастье приходит тогда, когда слава и дела наши идут на пользу нам самим и людям!
Врач и медсестра обернулись, в ответ вежливо нагнули головы, сложили ладони перед грудью. Прошла секунда, доктор выпрямился и жестом пригласил монахов подойти к кровати.
Пациент лежал на ней без сознания и с присвистом дышал. При каждом его вдохе на темном экране монитора, стоящего на колесиках справа от кровати, взлетала и падала, оставляя на экране долгий тающий след, желтая искра. Тут же справа от кровати стояла капельница; из нее по трубке в вену пациенту непрерывно поступала прозрачная жидкость. От аппарата искусственного дыхания к шее больного тянулась еще одна длинная прозрачная трубка — конец ее крепился к катетеру, уходящему через прорезь в горло. С левой стороны от кровати стояла низкая исцарапанная тумбочка; на ней лежала кипа отпечатанных на компьютере листов и цветная фотография…
Врач повернулся к монахам.
— Кажется, мы зря вас вызвали, — он поправил на широком плоском носу квадратные очки, — минуту назад он снова потерял сознание.
Он помедлил, потом деловито прибавил:
— Травма тяжелая, повреждены легкие; произошла большая потеря крови.
Стоящая рядом маленькая медсестра, глядя на пациента, сердобольно сжала кулачки под подбородком.
— Он очень хотел, чтобы вы попросили за него у Будды, — вступила она тоненьким щебечущим голоском, таким, что показалось, будто в палату влетела маленькая птичка, — он даже отказался говорить с полицией до того, как увидит вас.
Брат Диона, бывший среди трех монахов старшим, на минуту задумался.
— Раз уж мы все равно пришли, мы можем прочесть несколько сутр, — рассудил он, — а вы потом скажете ему, что мы провели службу, думая о нем.
— Конечно, — благочестиво кивнул доктор, украдкой глядя на часы, — как вы сочтете нужным.
Брат Диона принял серьезный вид, грозно посмотрел на стоящих по бокам Ли-Ваня с Лао, убедился, что они имеют, вид смиренный, затем пригладил ладонями складки хитона по бокам и обратил взгляд в потолок.
— Однажды спросили великого Амитабу… — затянул он.
В этот момент Ли-Вань. за все время еще ни разу не посмотревший на больного, поднял глаза.
Словно кто-то грубо толкнул его.
Щетина. Бычья отекшая красно-синяя шея. Свалявшиеся на висках колечками рыжие волосы…
Под лопатку Ли-Ваню мягко и глубоко вошел длинный нож.
Англичанин.
Не отрывая взгляда, Ли-Вань смотрел налицо иностранца — на капли пота на мохнатых бровях, на красную шелушащуюся кожу, на торчащие из мясистых ноздрей волоски.
В тот же миг черное пятно, что столько лет давило ему на сердце, вдруг поднялось наверх и легло на дно глазных яблок. Мир вокруг потемнел. Затем пятно медленно, как воздух из легких, вытекло из глаз Ли-Ваня и обволокло собой лежащего на кровати человека.
В этот момент Ли-Вань вдруг стал собранным, спокойным — почти счастливым. Зло больше не было внутри его, не пряталось в его сердце, не душило — оно лежало перед ним и ждало своей участи, словно преступник на эшафоте. Нет, нет, не Ли-Вань творил правосудие, — он был всего лишь зритель в толпе, наблюдавшей казнь, — но он всей душой сочувствовал решению высшего судьи.
Он будет приходить сюда часто. Он будет смотреть на этого умирающего человека и наслаждаться его муками. Он насладится его смертью. Насладится законно и праведно.
Молитва брата Дионы сливалась с монотонным гудением кондиционера. Звуки его голоса и обращение фреона в охладительной системе неожиданно вошли в резонанс.
В следующий момент с улицы донесся звон разбитого стекла. Пронзительно закричала женщина.
Хлопок. Он был такой громкий, словно по уху ударили ладонью. Все стоящие вокруг кровати вздрогнули и повернули головы к окну. Еще хлопок. По коридору загрохотали сапоги; кто-то закричал неразборчиво — что-то про сигнализацию.
Брат Диона прервал молитву и на удивление глубоко, словно черепаха, втянул голову в плечи. Доктор со встревоженным лицом развернулся, и на ходу поправляя съезжающие с носа очки, быстрыми шагами направился к двери. За ним, испуганно оглядываясь на монахов и то и дело приседая на согнутых коленках, побежала маленькая круглолицая медсестра.
В следующую секунду за окном оглушительно затрещало, потом чей-то голос гортанно прокричал: «К проходной!..»
Недолго думая, брат Диона и долговязый Лao, подобрав полы оранжевых одежд, вслед за доктором и медсестрой, шлепая сандалиями, бросились к выходу.
Белая дверь под действием пружины медленно закрылась за ними. В палате остались двое — Ли-Вань и человек на кровати, с шипящей трубкой в горле.
Ли-Вань стоял, плотно сжимая побелевшие губы, и смотрел на воплощенное зло; тонкие смуглые пальцы его, прижатые к оранжевой тоге, тихонько подрагивали.
Он перевел взгляд на фотографию, лежащую поверх громоздкой стопки бумаг на тумбочке. Фотографию, вероятно, оставили здесь для допроса полицейские.
Он протянул руку. Со снимка на него, смеясь, посмотрела девочка лет семи, — круглолицая, с узкими по-детски припухшими глазами, — она стояла на фоне зелени парка, опершись ладошками о две расходящиеся из одного основания пальмы.
