– И ведь сон в кинотеатре – где я режиссер, а Намба кинооператор – намекал на Торатакэ. Задворки табачной лавки – то же самое. Там Акисигэ и его шпана издевались над неугодными им мальчишками. Акисигэ терпеть не мог Торатакэ – тот учился хорошо. И вот они приказали мне привести Торатакэ за табачную лавку. Я знал, что если откажусь, они наверняка побьют и меня. Потому и привел Торатакэ. Пока над ним издевались, я стоял в стороне и глазел по сторонам,- сдавленно простонал Носэ.- Ничтожный трус! До сих пор вспоминаю эту мерзкую сцену – и стыдно.
– Возможно, вам не давала покоя ситуация с Намбой?
– Видимо, так. Очень похоже.- Носэ взглянул на Паприку исподлобья и поднес ко рту чашку – Значит, мой невроз страха из-за этого?
– Конечно. Правда, есть и другие причины. Но Торатакэ хватило и этой, чтобы покончить с собой.
– Когда Торатакэ перестали бить, он был весь в крови. Я проводил его домой, а он, зная о том, что это я его подставил, не упрекнул меня ни словом. Я тоже… ничего не смог ему сказать. С тех пор… мы перестали быть друзьями. Представляю, как потрясло его мое предательство.- Носэ вгляделся в небо за окном.- Вот оно как… Выходит, я дал сыну имя Торао, желая хоть как-то искупить вину?
– И все же предательство – еще не повод накладывать на себя руки,- пожав плечами, произнесла Паприка. Синяк под глазом только подчеркивал скепсис у нее на лице.- Вы не задумывались об этом с позиции своих нынешних взглядов и здравого смысла?
– Задумывался,- соврал Носэ и настороженно замер.- К чему ты это?
– Детские иллюзии – при всей их надуманности не покидают нас даже в зрелом возрасте.
– Но те трое и дальше измывались над Торатакэ.
– Вы это видели?
– Н-нет.
Носэ, похоже, впервые усомнился в своей памяти. Он знал такие случаи, когда идеальная, казалось бы, память опровергалась достоверными фактами, а правильными оказывались иллюзии.
– Ну допустим, Торатакэ покончил с собой. Вы ходили на его похороны?
– Нет. Не припоминаю…- Носэ опять отвел взгляд.
– Вот. А теперь задумайтесь. Вам не кажется это странным?
– Но я слышал это собственными ушами от Синохары. Точно. Он тогда позвонил мне, чтобы сказать о встрече выпускников.
– Встреча выпускников? – изумленно переспросила Паприка.
– Да. Хотя погоди! Выходит, Торатакэ умер уже после средней школы? – Носэ размышлял вслух, и уверенность постепенно возвращалась к нему.- Впервые меня позвали на встречу выпускников, когда я учился в институте. Только наша семья перебралась в Токио. Остальные мои одноклассники продолжали учиться в местной школе. Пока все жили вместе, такие встречи были ни к чему.
– И что же сказал Синохара?
– «Ты слышал, Торатакэ покончил с собой?»
– Так и сказал? – подчеркнула Паприка. Ее подозрения усиливались.
– Да. Меня шокировало, поэтому запомнил я очень хорошо.
– Ну так подумайте сами! Даже если он покончил с собой – но не в средней же школе! Ведь так? Какое отношение это имеет к вам?
Носэ опустил голову.
– Все правильно. Почему же я все время корил себя?
– Вы подавляли свою любовь к Торатакэ…- говорила Паприка, убирая со стола посуду,- чтобы подавлять любовь к Намбе. Когда внутри накапливается беспокойство, энергия возбуждения превращается в страх.
– Какого еще возбуждения? – У Носэ на миг потемнело в глазах.- Гомосексуального?
– Ну, такое может произойти с кем угодно,- спокойно заметила Паприка.- Будете еще кофе?
Посмотрев на изумленное лицо притихшего Носэ, Паприка улыбнулась – словно мать, которая видит свое чадо после первого в его жизни урока полового воспитания.
– Ну будет вам! Похоже, вас это шокирует? Но таково толкование по Фрейду. Однако причина невроза тревожности не только в этом. Методов анализа немало.- Паприка задумчиво поигрывала ложкой, затем кивнула и повернулась к Носэ.- Вам, пожалуй, окажется понятнее гуманистический подход. Рассмотрим страх в рамках человеческих взаимоотношений. В начальном периоде жизни, но не в младенчестве – там существуют лишь боль и испуг,- а в отрочестве появляется третье неприятное чувство – тревожность. Вас отверг значимый человек, коим в детстве был Торатакэ. Поэтому по мере взросления человека его страх быть отвергнутым переносится со значимых людей из детства на тех, кто появлялся с ним рядом после них, а также на безликие социальные рамки. В любом случае тревожность зародилась внутри человеческих взаимоотношений и разрастается или пропадает лишь в этом измерении.
Поразмыслив, Носэ спросил:
– В сцене похорон Намбы появилась его жена, которую я прежде не видел. Ты говорила, что это «анима».
– Да.
– Та женщина – я? В смысле, я – любящий Намбу?
– Да, женское внутри вас.
– Можно еще кофе? Выходит, мне нужно позаботиться о Намбе?
– О! Проснулась любовь,- рассмеялась Паприка и налила в чашку Носэ «Блю Маунтин».
Тот ухмыльнулся:
– Скажешь тоже. Просто Скэнобу может расправиться с ним. Он явно что-то замышляет.- И Носэ поведал Паприке о разговоре в гостиничном баре в присутствии президента компании. Паприка многозначительно улыбнулась:
– Я думаю, ответ на это тоже отыщется во сне.
– Кстати, я что – уже здоров?
– Да, лечение окончено.
От Носэ не ускользнула печаль в глазах Паприки. Он принял это на свой счет – в него не раз влюблялись молоденькие девушки.
– Все благодаря вашей силе воли и ясной голове,- сказала Паприка.- Но это еще не все: необходимо решить проблему человеческих взаимоотношений. Непременно. И выяснить причину смерти Торатакэ. Это важно. Нельзя оставлять проблемы нерешенными. Справитесь?
– Хорошо, попробую. Позвоню Синохаре. Кажется, он мне симпатизирует. Несколько раз звонил, приглашал на встречи одноклассников.
– Те, над кем издевались, помнят это всю жизнь. Те же, кто издевался сам, не помнят ничего. Как правило.
Носэ взгрустнулось от мысли, что он расстается с Паприкой. Уже в дверях он оглянулся, и взгляды их встретились.
– Мне кажется, я не смогу тебя забыть.
– Это называется «эмпатия». Когда пациент начинает испытывать любовь к врачу,- сказала Паприка, стряхивая пылинку с лацкана пиджака.- Но так бывает и с врачами. Я тоже не смогу забыть вас – вы особенный,- продолжала она, опустив глаза.- Я сейчас ужасно выгляжу, но… не могли бы вы меня поцеловать на прощание?
16
– Носэ сделал пожертвование на целых десять миллионов,- выложила Ацуко, едва войдя в кабинет директора Симы. Тот мгновением раньше положил телефонную трубку и расплылся в улыбке.
