Осанай достал из кармана МКД, который Сэйдзиро Инуи уже успел прозвать «дьявольским семенем», и, повинуясь наказам Инуи, без всяких угрызений совести вставил модуль размером с косточку мушмулы в волосы крепко спящего Симы.
Осанай выведал у Химуро конструкцию и способ управления «Дедалом» и прекрасно знал, что модуль не оснащен функцией защиты от проникновения извне. Модуль слабо, но держался за жидкие волосы Симы.
Осанай вышел из комнаты отдыха в кабинет, подсоединил к компьютеру Симы коллектор с записанными снами больных и подключил к сознанию спящего. Если директор и вправду переболел психоневрозом, на него должен легко подействовать бред шизофреников. Чтобы не навлечь никаких подозрений, симптомы у Симы должны проявляться постепенно, а для этого Осанаю предстояло поставить механизм замедленного действия, как это прежде он проделал с Нобуэ Какимото и Цумурой. Осанай вставил в дисковод флоппи со специальной программой для Симы, которую он принудил написать Химуро: она с интервалами проецировала сон больного с легкой формой шизофрении. После чего вышел из кабинета и запер дверь на ключ, который обнаружил в углу выдвижного ящика директорского стола. Дверь запиралась редко, но если сейчас это покажется кому-то странным, никто не станет поднимать шум из-за такого пустяка.
Возвращаясь в стационар, Морио Осанай думал об Ацуко Тибе. Он знал, что Ацуко и Косаку Токида искали пропавшего Химуро и мини-коллекторы «Дедал». Осанай злился всякий раз, когда думал о платонической связи Ацуко и Токиды. Он по-прежнему любил Ацуко Тибу, и любовь его с недавних пор разгоралась все сильнее. То была мучительная страсть, и он бесился оттого, что не мог в этом признаться Ацуко. Он прекрасно понимал, что Ацуко Тиба считала его просто-напросто врагом, правой рукой Инуи, а его чувства воспринимались как холодный расчет: все-таки ей светила Нобелевка.
Осанай заметил в аптеке Токиду, но прошел по коридору как ни в чем не бывало. Он считал Токиду гигантским комом комплексов неполноценности, а его разработки воспринимал как попытку выставить все эти комплексы напоказ. Почему он так думал? Из Токиды фонтанировала извращенная энергия, и ученый, вопреки всякой морали, выдавал на-гора модули, в которых не было ничего человеческого.
Осанай и его учитель Сэйдзиро Инуи сходились в том, что недопустимо сочетать психоаналитическую терапию с высокими технологиями. Они верили, что лечение психических заболеваний современности, во многом вызванных техногенной цивилизацией, при помощи самих научных технологий – фундаментальная ошибка, которая противоречит божьему промыслу. Разумеется, Осанай признавал эффективность психотерапевтической аппаратуры и применял ее в лечебных методиках, однако насильственные способы лечения, вроде подключений Ацуко Тибы к душам больных, он считал антигуманными и для психотерапевта неприемлемыми. К тому же если за такие методики награждать Нобелевской премией, «психология для человечества» сведется к «психологии для технологий». Пациенты превратятся в разменную монету, а пропитанное человеческой теплотой психоаналитическое лечение, которым он, шаг за шагом преодолевая трудности, овладевал, утратит под собой почву и устареет, как древняя медицина, алхимия и магия. Пока аппаратура не получит должной оценки, а методы лечения не будут применяться справедливо, Косаку Токиде и Ацуко Тибе Нобелевскую премию присуждать ни в коем случае нельзя. Осанай свято в это верил. Его убеждение было таким же непоколебимым, как и стремление Сэйдзиро Инуи вернуть институт на праведный путь.
Ацуко Осанай еще как-то мог простить, и причина здесь проста: она – женщина. Что с нее взять, раз у нее нет идеалов? Вполне объяснимо, почему ее мысли заняты лишь тем, чтобы с упоением применять новые модули, которые разрабатывает Токида. Таковы все женщины-ученые, и требовать от них большего бессмысленно. Осанай отнюдь не смотрел на слабый пол свысока – все дело в женской сущности.
Но даже с такими убеждениями Осанай не мог устоять перед женской притягательностью Ацуко Тибы. Он никогда не видел Ацуко без одежды, но представлял, какое у нее подтянутое загорелое тело, как он будет ликовать, заполучив ее в объятья. Надеясь на свой прошлый опыт с женщинами, Осанай даже не сомневался: стоит ему, оставшись с ней наедине, признаться в любви и приласкать, как Ацуко с радостью ответит ему взаимностью. Он очень красив – такого, как он, еще нужно поискать. И красота у него – не полая и беспечная, а неоспоримо интеллигентная и изысканная. Да и кто подойдет Ацуко лучше Осаная? Ацуко двадцать девять, половое влечение у нее развито – вряд ли она не позволит заключить себя в объятия после его признания. От одной мысли, что в один прекрасный день его мечты могут стать реальностью, чувство Осаная разгоралось еще сильнее. Сладкая истома переполняла его – как будто Тиба рядом. В такие минуты Осанай удовлетворял себя сам – представлял ее глаза, подернутые дымкой страсти, губы, разомкнутые в восхищении. Ее замечательный ум – в смятении от грядущих наслаждений плоти. Такое безумное блаженство несравнимо с тем, что она могла переживать с Токидой при их испытаниях психотерапевтической установки. Токида похож на бегемота… Осанай мечтал о совершенно ином сексуальном опыте, не таком, как со старшей медсестрой этажа.
Мисако Ханэмуру – эту женщину с бледной кожей и зачатками целлюлита – он мог потребовать когда угодно. Мог даже уложить в постель к похотливому холостяку Сэйдзиро Инуи. Хотя у Инуи настолько сильно половое влечение, что как ни пытался Осанай любить и уважать своего босса, он не мог удовлетворить его полностью. И, подкладывая Инуи собственную любовницу, Осанай лишь частично решал проблему любовных утех Инуи. На ее месте должен был лежать он сам. Но даже после таких вынужденных замен любовь Инуи и Осаная не давала трещин. Их взаимное чувство возникло из отношений учителя и ученика – и оно крепло, чем больше у них становилось общих тайн.
Войдя в больничный корпус, Осанай удостоверился, что за ним никто не следит, и спустился на второй подземный этаж по лестнице за кухней. В подземелье было несколько пустующих карцеров. Их обустроили еще в те времена, когда буянивших пациентов держали взаперти, но теперь почти все в институте о них забыли. Отперев огромную железную дверь, Осанай по зябкому коридору направился к дальнему карцеру. В тесной клети, полтора на два метра, на железной кровати без матраса, прямо на сетке, в белом халате спал Химуро. К голове был прикреплен МКД, на столе сбоку лежал коллектор, из которого бедняга Химуро получал регулярную дозу сна шизофреника, тщетно пытаясь погрузиться в собственный уютный сон.
Осаная воротило от уродства Химуро. Теперь он жалел, что отдавался этой свинье ради того, чтобы расположить его к себе, но, чтобы он предал Токиду, следовало удовлетворять его сексуальные прихоти. Осаная передернуло: всю оставшуюся жизнь он может видеть Химуро в кошмарном сне. "Поделом же тебе! Создал программу проекции – вот и сходи от нее с ума. И забудь при этом меня. Забудь всё",- злорадствовал Осанай.
В коллекторе было отчетливо видно, как Химуро во сне играет с живой куклой – симпатичной японской куклой в человеческий рост, с короткими волосами. А в коллектор инсталлирована программа подсознательной проекции, предназначавшаяся то ли Цумуре, то ли Нобуэ Какимото. Осанай дал команду Хасимото временно изолировать колдег-почитателей Ацуко Тибы. -
