Ацуко боялась, что новые встречи с Носэ могут завести их далеко, потому и сомневалась. Она твердо решила не пускать Носэ в свое сердце.
В гостиной зазвонил телефон. Кто может звонить в такое время? Журналисты знали, что она возвращается поздно, а их навязчивые звонки в рабочее время отсекались на коммутаторе. Ацуко укуталась в полотенце и в махровых тапках подошла к телефону.
– Алло, Тиба слушает.
– Это беспокоит Носэ…
Не может быть! Тацуо Носэ будто читал ее мысли – звонил, не желая быть изгнанным из жизни Ацуко. К счастью, смертельная усталость не выдала в ней Паприку, и Ацуко ответила сипло, по-старушечьи:
– Вам Паприку? Подождите минуту, сейчас позову. Она вернулась в ванную, вытерлась и накинула халат.
Похоже, Носэ ее не узнал и ломал голову, кто снял трубку. Ацуко позабавила комичность этой ситуации, и она еще раз взяла трубку. В прошлый раз он наверняка заметил у двери табличку «Тиба» и теперь знал фамилию Паприки – но вряд ли догадывался, что ее связывает с соискателем на Нобелевскую премии Ацуко Тибой. Или он не знает о сотруднице института Ацуко Тибе – или знает все.
– Привет! Это Паприка.- Войдя в образ, Ацуко заговорила звонче. К тому же нежданный звонок Носэ ее обрадовал. Она предвидела вопрос: «Кто это был?» – и собиралась ответить, что приехала мама, однако Носэ из вежливости не поинтересовался.
– Паприка, есть серьезный разговор. Ничего, если сейчас?
– Ничего. Я все равно бездельничаю.
Она хотела спросить, откуда он звонит, однако тоже удержалась от лишних расспросов. В трубке не звучала музыка, не доносились другие голоса. Возможно, звонит из домашнего кабинета…
– Вот и чудно. У меня к тебе один вопрос и важная просьба.
– Я слушаю.
– Прежде всего должен тебя поблагодарить. Болезнь вроде как отступила. Кадровый вопрос я уладил. К тому же Торатакэ оказался жив.
– Надо же! – Ацуко, сейчас – Паприка, заразилась его радостью и сама словно бы взлетела на седьмое небо.- Выходит, тот страх – весь плод вашего воображения?
– Похоже на то.- Носэ не стал распространяться, как докопался до истины, а сразу перешел к делу: – Такая штука: у меня есть близкий друг, человек из высшего общества. И я хочу попросить, чтобы ты его вылечила.
Носэ до сих пор имел дело только с Паприкой, и наивные домыслы ему простительны: он явно считает, будто она в частном порядке практикует лечение психоанализом. К тому же с применением сложной психотерапевтической установки. Ацуко пришла в замешательство: сейчас ей не до личных просьб. Но сыщик снов Паприка – отдельная личность, поэтому отказать в просьбе предлога нет.
– А что с ним? – тут же спросила Ацуко. Возможно, удастся обойтись и без Паприки.
– По его словам, всего лишь бессонница и потеря аппетита. А по моим наблюдениям – не только. Он стал замкнутым, молчаливым, лицо – как маска. Похоже, все не так просто.
– И вы решили ему помочь?
– Мы посидели, выпили. Он рассказал о своих проблемах, я выслушал, постарался его поддержать, но он не отреагировал. Сам-то он считает, что с ним все в порядке.
Состояние типично для депрессии: не интересует ни выпивка для поднятия духа, ни развлечения. Нет реакции на поддержку и утешения. Уговоры, угрозы – все тщетно.
– Получается, он сам не сознает, чем у него вызвана депрессия?
– Именно. На мой дилетантский взгляд, одна из причин – в его повышении.
– И давно повысили?
– Недавно, но пост очень высокий.
– Депрессии возникают либо без всяких причин, либо в ситуациях, пустячных с точки зрения здравого смысла. Событие может быть и вполне радостным – например, продвижение по службе или повышение в должности.
Паприка объясняла чересчур формально, а у Носэ и так было представление об этом заболевании.
– Выходит, у него и в самом деле депрессия? – спросил он.
– Думаю, да. А вы ему об этом говорили?
– Нет.
– Это хорошо. Только я не могу поставить диагноз, пока сама с ним не встречусь.- Паприка не исключала, что Носэ сам уверовал в свой диагноз и перечисляет ей симптомы, типичные для управленцев, редко бывающих дома.
– Я тоже об этом подумал. Вот и прошу, чтобы ты с ним встретилась. Хотя у тебя, наверное, и так немало дел?
Паприка чуть не расплакалась от такого участия.
– Что с тобой?
– Хорошо, что позвонили. Если это и в самом деле депрессия, запускать болезнь нельзя. Бывают случаи, когда люди вдруг пытаются покончить с собой.
У Носэ перехватило дух:
– Доходит и до такого?
– В общем, давайте – знакомьте! – согласилась Паприка. У нее появилась возможность опять увидеться с Носэ.
А с Ацуко происходило странное. Она же намеревалась просить у Носэ помощи – но корила себя за эту слабость, и при этом была готова плакать ему в жилетку при первой же встрече. Теперь же ей стало легче: Носэ сам попросил о помощи, и она не будет у него в долгу.
– Давай завтра вечером? Как и тогда, со мной, в одиннадцать? В том же «Радио-клубе»?
Уютный бар казался достойным прибежищем.
– Идет. Как зовут вашего друга?
– Тосими Конакава. Замначальника Полицейского управления метрополии.
На сей раз дух перехватило у Ацуко:
– Замначальника… управления…
– Да, второй человек после главного полицейского Токио. Говорит, нередко приходится его замещать.
– Действительно важная персона.
– А я что говорил?
Это меняло дело. При всем желании Ацуко не могла выкладывать Носэ институтские распри в присутствии такого человека. Пусть там хоть в эти минуты бандитский налет. Не могло быть и речи о МКД – его пропажа наверняка заинтересует полицию. Да и само существование Паприки незаконно.
– Знаете, я штатный сотрудник Института клинической психиатрии.
– Да, я догадывался.
– И частная практика нам воспрещается. Носэ рассмеялся:
– Вот ты о чем беспокоишься! Конакава не чурбан. К тому же, если кто-то узнает, у кого и от чего он лечится, в первую очередь не поздоровится ему самому.
– Это я понимаю. Но он не твердолобый служака?
– Что ты! Человек благоразумный и сентиментальный. В обычной жизни даже компанейский – и вообще нормальный мужик. Часто мне помогал, еще со студенчества. И став полицейским, не отказывал в совете, часто разрешал кое-какие инциденты мне по работе.
– Тогда другое дело.
Ацуко несколько успокоилась, но совсем стряхнуть с себя бдительность не могла. При всей своей понятливости крупный полицейский чин вряд ли станет закрывать глаза на то, к каким серьезным волнениям в обществе может привести утрата МКД.
