— Белому Волку неплохо было бы пожить на Земле, чтобы понять разницу между его дурацкими пророчествами-запретами и реальной жизнью, — огрызается Том. — Пойдем, Эльза! О запретах лучше говорить на Совете.
— Подожди, я только соберусь…
— Ты действительно хочешь созвать Совет? — спрашивает Чен, когда Эльза уходит одеваться. — Этого не происходило уже бог знает сколько лет.
— Хочу. Пора возрождать традиции. Люди ведь это делают.
— Что делают?
— Мои родители умерли в огне. Судилище над ведьмами…
Чен кивает.
— Я приду на Совет. Многие придут. Мы устали бояться…
— Я знаю.
Из соседней комнаты выходит худая старая волчица.
— Пойдем, Том, — говорит Эльза. — До Совета еще надо дожить.
Клык успокаивается, дом. Минуту спустя два волка, молодой черный и старый седой, обходя редкие пятна уличных фонарей, направляются в сторону леса.
Тишина… Тишина…
Тишина. Темнота. Свет. Крик. Возвращение.
— Она спасла твоего дядю, — сказал Бэмби. Он уже ничему не удивлялся.
— Да, спасла, — я потер грудь. Она сильно болела в том месте, где Клык касался кожи. — А еще Эльза спасла тебя. Ты и Эд — единственные, сумевшие пережить волчью лихорадку.
— Почему?..
— Ну, наверное, так было угодно Белому Волку.
Бэмби отмахнулся.
— Нет, Ной, я не об этом. Почему от волчьей лихорадки всегда умирают? Что это за болезнь?
Я поежился.
— Я не знаю, как тебе это объяснить. В общем, Сила заканчивается… уходит… совсем.
— И?..
— Волк не может жить без Силы. Это — как перестать дышать. Ты умеешь жить, не дыша?
Бэмби пожал плечами.
— Вот и мы не умеем.
— А ты? Ты ведь тоже умирал… Но твоя Сила осталась, да?
Осталась. Потому что Бэмби отдал мне свою. Наверное, я должен ему это объяснить.
У меня заболело где-то внутри.
— Может, мы не будем сейчас это обсуждать?
Он кивнул.
— Извини.
— Черт! Да не извиняйся ты! Я чувствую себя каким-то чудовищем!
— Но…
— Я просто не хочу обсуждать свою смерть!
— Не злись.
— Я не злюсь. Я… нет, я злюсь… ты прав…
Я шумно втянул носом воздух, потянулся, меняясь. Перепрыгнул через ручей, покатался по земле, сунул морду в воду. Успокоился. Прыгнул обратно.
— М-м… — промычал Бэмби.
— А? А, да! — я снова изменился.
— Что это было?
— Так, разрядка… не обращай внимания.
— Если ты настаиваешь…
Я засмеялся.
— Бэмби, я жив только потому, что ты отдал мне свою Силу.
— Какую силу?
— Такую, какая есть в каждом существе, в человеке или в волке — не важно. Ты дал мне свою жизнь. Я никогда не трону тебя, запомни — я устал тебе это повторять!
— Я помню… — заверил он. — Пока ты не начинаешь показывать мне клыки. А что было дальше? С твоим отцом?
Я вздохнул, потянулся было к Клыку, но потом передумал. В отличие от Бэмби, я прекрасно знал, каким оно было, это «дальше». Я не хотел смотреть на чужую кровь глазами Томаша Вулфа. Для этого мне пока хватало своих собственных глаз.
— Дальше? Мой дядя поправился, и отец созвал Совет. Волки вернулись в лес, отец снял запрет на убийство… Потом был Совет и первый волчий поселок.
— Первый?
— Ну конечно. Мы трижды меняли место жительства. В первом поселке было всего восемнадцать семей. Он находился слишком близко к человеческому жилью. Однажды ранним утром началась охота…
— Что началось?
— Охота на волков. Нам пришлось бросить все и обосновываться на новом месте. Второй поселок почти полностью выгорел в лесном пожаре четыре года назад. Тогда у нас погиб каждый пятый волк. Когда огонь уснул, отец восстановил пострадавшие дома…
— Как?
— С помощью Клыка, конечно… — я пожал плечами. — Неужели ты думаешь, что Белый Волк подарил своим детям никчемную побрякушку? Зубов у нас и своих хватает.
— Магия?
— Может быть. Я не знаю, как это правильно называется на человечьем языке. Мы зовем просто Силой. Она есть в Клыке, она есть в каждом из нас.
— Странно… Неужели люди ничего не заметили?
— Что не заметили?
— Ну-у… Например, что лес сначала выгорел, а потом вдруг вырос заново?
Я растерянно улыбнулся.
— Честно говоря, никогда не задавался таким вопросом. Выходит, что не заметили. Клык на многое способен. Какая разница?
— Интересно… — он протянул руку. — Дай посмотреть поближе.
Клык вспыхнул почти черным, потянул куда-то вниз…
— Нет! — поспешно сказал я, стараясь проигнорировать боль от ожога на груди. Сегодня Клык бесновался так часто, как никогда раньше. — Ты человек… ты ему не нравишься…
— Хорошо-хорошо, — Бэмби отдернул руку. — Горячий… Ваш Клык просто волшебная палочка какая-то…
— Не палочка. И, наверное, даже не талисман, хотя мы его так называем. Клык больше похож на волчье проклятие. Он всегда призывает кровь. Запах крови… знаешь, это как запах погони — душа становится пьяной… На своем первом Совете отец заявил, что убийство человека не есть преступление, а пророчество — всего лишь чья-то глупая выдумка. У него был Клык, а волки так давно мечтали о крови… Его слова приняли за истину. Ощущение всесильности и вседозволенности буквально оглушило нас… Волки отомстили. За смерть семьи Тома, за уничтожение первого поселка… Жестоко отомстили. Они уничтожили целый город. Отец говорил, что, когда дом охвачен огнем, а там, внутри, в огне, кто-то есть живой, то, если закрыть глаза, можно услышать крик ведьмы. Аутодафе. Приговор приведен в исполнение. От чего уходили, к тому и вернулись.
— Целый город… Большой?
— Маленький. Не город даже, а городок… Тысяч тридцать — тридцать пять жителей…
— И все погибли?!
— Нет, не все. Только разве это что-то меняет?
— Давно?
— Двадцать три или двадцать четыре года назад, точно не знаю. Так все началось снова, после нескольких веков затишья.
— А потом? Что было потом?
— Потом было много, очень много крови. Отец убивал, нападал и защищался, и защищал своих. И все это время он собирал волков в лесу. Тех, кто выжил. Он говорил, что вместе с любой бедой справиться легче. Даже если имя этой беде — Человек. Волки избрали его вождем племени, а люди объявили на него охоту. Он забавлялся этим. Где-то в промежутках между человеческими смертями он встретил маму. Ей только исполнилось девятнадцать, она училась в институте и была невероятно красива. Отец увидел ее на улице поздним вечером и понял, что пропал. Понимаешь, волки женятся рано и, как правило, навсегда. «Развод» — слово не из нашего лексикона. Мама бросила институт, родных, привычную жизнь и ушла с отцом в лес, прекрасно зная, кто он на самом деле. Наверное, ты, человек, можешь понять, какой трудный выбор она сделала. Потому что мне, рожденному в лесу, это понять гораздо труднее. Только после моего рождения маму приняли в племя.
