— Трилиона?.. — переспросил вдруг поэт.
— Да, да. Трилиона! — радостно подтвердил Одессит. — Именно Трилиона!
— А разве это не Колосс?..
— Нет, ни в коем случае!..
— А мне казалось, что это должен быть Колосс…
— Нет, нет! Это — Трилион! Место, где творится история, где быль смешивается с мифом! Именно здесь наши… героические… — Одессит закашлялся, — воины… ведут осаду этого бесчестного, ничтожного города уже десять лет подряд.
— Хм… Значит, не Колосс…
— Нет, нет!
— А вы уверены?
— Да, конечно!..
— Ну, тогда ладно, — примирительно махнул рукой Демофон. — Трилион, так Трилион… Вы мне лучше скажите самое главное.
— Что?
— На открытие статуи я не опоздал?
Поспешно перетащив шатер Семафора на самый край лагеря по приказу хитромудрого Одессита, солдаты живо установили на этом месте новый красно-белый шатер специально для Демофона и его сопровождающих. После расторопно и весьма к месту поданной трапезы из холодной говядины, сыра с плесенью («Редчайший сорт,» — заверил Одессит и покраснел) и подогретого (а, может, просто разведенного теплой водой) вина почетных гостей повели на экскурсию по лагерю.
На пятнадцатой минуте случилось страшное.
То, чего никто не предполагал.
Меганемнону удалось заинтересовать поэта.
— Десять лет, говоришь?.. — покачал головой Демофон, как будто очнувшись ото сна. — И были ли под стенами сего славного города достойные его битвы?
Меганемнон замешкался, и ему на помощь отважно пришел радостный Хлорософ:
— Да, еще бы! Шесть лет назад Стратостат взял одеяло Нематода, как он потом утверждал, по ошибке. И когда Нематод обнаружил пропажу и подумал на Калланхоя — вот это была битва-ай!!!..
Одессит яростно втоптал босые пальцы правой ноги простодушного солдата в песок и захохотал.
— Наш Хлорософ — большой шутник!
— Ха-ха-ха, — натужно поддержал его Меганемнон, стараясь отдавить злополучному адъютанту вторую ногу. — Умрешь со смеху.
— На самом деле, о достопочтенный Демофон, под стенами этого злосчастного города разворачивались самые кровавые сражения, самые трагические драмы, самые драматические трагедии, которые только может вообразить бессильный человеческий разум…
По знаку Меганемнона Трисей и Ирак бережно зарулили старичка к нему в шатер.
— Например? — заинтригованно спросил поэт. — Ребятки, посадите-ка меня поудобнее на этот топчан — я хочу послушать бравого Одиссея… Сдается мне, что сюжет следующей моей книги ходит поблизости! Такое нельзя упускать. А то, не ровен час, заявится сюда эта бездарность Эпоксид и переврет всю историю!..
— Смерть и горе преследовали нас как ужасные тени все время, начиная с мгновения высадки на этот враждебный угрюмый брег… — встав в позу чтеца-декламатора на сцене сельского Дома Культуры, начал Одессит свое поспешно выдумываемое повествование. — Ярион, записывай!..
— Записывай, Ярион! — энергично потер сухонькие ручки окончательно заинтересовавшийся Демофон.
Через пятнадцать минут в шатер Меганемнона набились все предводители стеллийского войска и слушали вдохновенное вещание Одессита с раскрытыми ртами. Через полчаса до них дошло, что кроме своих подвигов и, изредка, свершений верховного главнокомандующего, рассказчик ни о чем больше врать не собирается. И решили, что настала пора действовать. Принять бразды правления в свои руки, так сказать.
— Одессит, — громким шепотом прошипел воин в черном панцире. — Расскажи про меня, и серебряный таз для омовений — твой!..
— …и тут, как комета в беззвездном небе, появляется неутомимый Сопромат, а в руке его — тяжелое копье, что сковал ему ученик самого Династаза!..
— Ярион, записывай!..
— Одессит! Пятнадцать баранов!.. — встрял толстяк в шлеме с желтыми перьями.
— …Сопромат метался от врага к врагу, и всех поражало его не знающее промаха…
— И рог из слоновой кости с серебром!
— …копье. А во след ему неумолимо двигался грозный Дихлофос, и от одного вида его даже в самые отважные сердца противников вселялся страх…
— Одессит! Золотая цепь с топазом! — отчаянный шепот из дальнего конца шатра.
— …А что за неистовый воин рубится там, на правом фланге? Это юный, но очень богатый Тетравит, у которого в Иолке живет тетушка — хозяйка сорока домов мимолетной любви, двоюродный дядя разводит чистокровных коней для скачек, муж сестры…
— И узамбарская танцовщица!.. Две!..
— …как бешеный лев налетел на врага, рубя мечом направо и налево…
Иван яростно скрипел пером по листам пергамента, которые только успевал подтаскивать почему-то примолкший и захромавший на обе ноги Хлорософ.
Так рождались герои.
Так создавалась история.
НЕУЖЕЛИ ВСЕ КНИГИ О ПОДВИГАХ СТЕЛЛИЙСКИХ ГЕРОЕВ ПИШУТСЯ ТАК?!..
К вечеру четвертого дня, когда в восьми новых дополнительных палатках Одессита уже некуда стало складывать дары, закончилось и зажигательное повествование о десятилетней осаде Трилиона.
Усталый Иванушка разминал сведенные судорогой пальцы правой руки. Демофон радостно улыбался и бормотал себе под нос, дирижируя пером, что-то ритмичное и длинное — очевидно, будущий шедевр. Хлорософ, набрав в рот воды на всякий случай, пыхтя упихивал исписанный за день пергамент в большой кожаный мешок.
Довольный Меганемнон подошел к старику и почтительно спросил:
— Нашел ли занимательной нашу эпопею многоуважаемый Демофон?
— Конечно, нашел, Одессит! — сухонькая ручка благодарно сжала мускулистую лапу старого царя. — Вот посмотришь — через месяца два-три после возвращения домой я издам в свет новую книгу, и самые лучшие писцы Стеллы почтут за честь переписать ее, а сказители — присвоить себе ее авторство! Такого эпического полотна не писал еще ни один стеллийский литератор! Родную историю надо беречь и лелеять, популяризировать и прославлять! Правда, про вмешательство богов вы мне так, почему-то, ничего и не поведали… Ну, да ничего! Вписать это — дело нескольких дней, не переживайте. А в остальном — замечательно, просто замечательно! Богатейший материал!
Главнокомандующий хотел было уточнить, что он не Одессит, но передумал, и просто приложил руку поэта к своему сердцу, или, по крайней мере, к тому месту, где оно, по идее, должно было располагаться под всеми изолирующими слоями брони, кожи и ткани.
— Я счастлив, — проникновенно промолвил он. — Ни я, ни мои воины никогда не забудут встречи с таким прославленным, гениальным творцом, любимцем муз, как вы, досточтимый Демофон. Увидеть вас, общаться с вами — все равно, что припасть к живительному источнику вечной мудрости!.. Приезжайте к нам еще… лет через десять… и клянусь, вы не узнаете этого места!
