Ударив по рукам, участники сделки — Геракл с засученными рукавами, а Авгий с переломом запястья — разошлись по своим местам. Творческий метод Геракла в этом случае, как и в истории с Немейским львом, опирался на последние достижения научно-технической мысли. На подходе к владениям Авгия, когда герой уже тягостно прикидывал, сколько месяцев ему предстоит провести, ковыряясь в ценных удобрениях, из придорожных кустов выскочил неказистого вида мужичок в сандалиях на босу ногу и тунике на голое тело. Субъект оказался местным ученым-самоучкой Менедемом, специально караулившим Геракла.
Проблема Менедема заключалась в том, что его проекты не находили абсолютно никакого понимания в родном городе. Ни огнедышащая колесница, бегающая без лошадей, ни рычащая лодка, плавающая без парусов, ни даже дрожащий белый ящик, за пять минут делающий пиво холодным, не производили на власти Элиды впечатления. Все изобретения Менедема объявлялись обычными чудесами, свершаемыми по воле олимпийских богов, и, соответственно, вопрос о финансировании разработок даже не поднимался. Морально раздавленный долгой цепью неудач античный Кулибин решил предложить свой очередной проект «Использование водослива в канализационной системе» непредвзятому чужестранцу. И, к собственному немалому удивлению, был принят весьма радушно и выслушан.
Едва только Авгия увели в медпункт накладывать гипс, Геракл с Менедемом вскочили в колесницу под управлением Иолая и, не обращая внимания на рытвины, колдобины и бесчисленные коровьи лепешки, помчались к восточному концу скотного двора. Согласно разработанному Менедемом плану, очистку конюшен предполагалось проводить способом принудительного промыва помещений, для чего Геракл проломил в стене брешь размером с Триумфальную арку, и вся компания бросилась к противоположному краю двора.
Основной водной артерией Элиды была река Алфей с впадавшим в нее чуть выше города притоком Пенеем. А ниже города на берегу Алфея и стояли Авгиевы конюшни. Проделав в западной стене скотобазы очередные Триумфальные ворота, герой принялся по расставленным Менедемом вешкам рыть к Алфею неглубокий, но широкий канал. Уже в более поздние времена эмпирическим путем была выведена основная формула расчета скорости работ в открытом грунте: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Геракл же, по самым скромным прикидкам, заменял как минимум взвод кротоподобных бойцов кирки и лопаты, и уже через пару часов канал был завершен. Оставалось лишь скинуть в Алфей ниже подведенного нового русла несколько гранитных глыб, недостатка в которых в Греции не испытывали никогда, и работу можно было считать завершенной.
Хлынувшие в новом направлении воды промчались сквозь скотный двор, унося с собой все, что попалось на пути: навоз, деревянные стойла, спавшего в углу сторожа, наблюдателей ООН. Уже через полчаса скотный двор Авгия блистал чистотой, как тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Горшков» накануне визита командующего флотом. В заключение операции Геракл вытащил из Алфея сложенные туда валуны, восстановив тем самым обычный порядок вещей и привычный ток рек.
Больше всего времени у героя ушло на заделывание пробитых в стенах отверстий, поскольку его специализацией было все же разрушение, а никак не созидание. Но при помощи все того же Менедема обе стены, в конце концов, вернулись к изначальному виду. Более того, с помощью красных кирпичиков в одной из них было высокохудожественно выложено «Геракл — 1500 до н. э.». После чего ассенизаторы не спеша зашагали к Авгию с требованием расплатиться по счетам, так как взятые на себя повышенные обязательства бригада даже перевыполнила.
Подобный поворот событий стал полной неожиданностью для руководителя элидского самоуправления, но даже в такой ситуации получить с Авгия хотя бы копейку было бы уже вторым подвигом. Выслушав требования Геракла, Авгий платить отказался категорически. Поначалу он мотивировал это тем, что за работу уже заплачено подрядчику, то есть Эврисфею. Затем, когда этот довод был отвергнут, как к делу не относящийся, изменил линию защиты и заявил, что вообще первый раз видит этого бугая в шкуре. Ни о чем он ни с кем не спорил и конюшни чистить никого не просил. А если кто чем недоволен, пусть обращается в народный суд Центрального района Элиды и отстаивает свои права цивилизованным образом. И не надо здесь махать своей дубиной. Стража, зовите подмогу! В суде приняли заявление героя к рассмотрению, но даже колоссального влияния Геракла и его дубины оказалось недостаточно, чтобы ускорить прохождение дела через инстанции. Слушание назначили лишь на следующую неделю, и все семь дней до заседания Геракл развлекался тем, что играл с местными жителями на центральной площади Элиды в городки. До сих пор в этой местности помнят знаменитый бросок Геракла: ударом дубины герой вышибал не только фигуру из города, но и четыре каменные плиты, на которые была нанесена разметка.
Само же заседание получилось, мягко говоря, коротким. Едва только вызванный Гераклом в качестве свидетеля Филей подтвердил факт спора и судьи собрались удалиться на совещание, ответчик, а по совместительству еще и городской глава Авгий объявил, что изгоняет Геракла, Филея, а за компанию с ними и всех судей вон из города. Свой поступок он мотивировал тем, что он в этом городе самодур, поэтому что хочет, то и творит.
— Тоже мне: туда-сюда, герой труда, — кричал с балкона своего дворца беспринципный ответработник вслед удаляющемуся истцу.
Геракл мог бы, отстаивая свои попранные права, затеять небольшую священную войну с негодяем, но благоразумно решил, что сейчас это не ко времени. Эврисфей опять начнет возникать по поводу самовольной задержки — раз. Противников слишком уж много — два. Рассчитаться с Авгием он, в конце концов, всегда успеет — три. В итоге все вышло именно так, как замыслил Геракл. Но на этот же раз герой счел своим долгом вернуться поскорей в Микены, утешая по дороге неповинно пострадавших Филея и судей.
Чтобы как-то поправить травмированные нервы работников правопорядка, Геракл напомнил им о трагической судьбе фригийского царя Мидаса, по глупости взявшегося судить саунд-битву с участием Аполлона и бога стад Пана. Точнее говоря, в судьи Мидаса никто и не звал, арбитром на этом музыкальном ринге выступал речной бог Тмол, а Мидас всего лишь сидел в зрительном зале и внимал издаваемым состязающимися звукам. Аполлон играл на лире, а Пан на изобретенном им самим музыкальном инструменте — свирели.
Прославившийся как музыкант, гораздо большую известность он приобрел как неутомимый сладострастник, всю жизнь проводящий в непрестанных поисках новых партнерш. Впрочем, обновить репертуар ему удавалось крайне редко, поскольку откровенное козлоподобие Пана: рожки на голове, копыта на ногах и черная шерсть на груди и спине — не позволяли ему даже приблизиться к ежегодно составлявшемуся списку «10 000 самых сексуальных мужчин Эллады».
Тем не менее, именно «сладостное внимание дам», как позднее формулировал Пушкин, бог стад считал главным интересом своей жизни. Собственно, и свирель он изобрел походя, в результате очередной неудачной попытки добиться взаимности. Многие преследуемые Паном леди были настолько перепуганы, что, произнося в ужасе «лучше уж никак, вместо как-нибудь», просили богов превратить их во что угодно, но только спасти от этого маньяка в козлиной шкуре. Так, например, нимфа Питис в результате такого преследования была преобразована в ель, а нимфа Сиринга — в тростник. Но если об елку Пан мог разве что ободраться, то из срезанной тростинки получилась свирель, на которой козлоногий и играл печальные песни о неразделенной любви.
