– Асмодей? – тотчас сообразил Сатана.
– Так точно. Он самый. Собственной персоной.
– Неужели погиб? – со скорбным оскалом, но без особой надежды спросил Сатана.
– Хуже,- признался маркиз Амон, стараясь двигаться на шаг позади Владыки ада.- Потерял память.
– То есть как?
– Всю как есть.
– Кто разрешил?
– Не знаю.
– А кто должен знать?! – бешено заверещал Верховный дьявол, ударом кулака раскалывая огромный грецкий орех, лежавший на подносе с разнообразными угощениями (это тоже традиция – в этот день Сатана ничего не ест).- Я. Хочу. Все. Знать!
– Узнаем,- преломившись в подобострастном поклоне, пообещал маркиз Амон.
– Узнайте. И доложите мне.
– Будет исполнено. А память скоро к нему вернется…
– У кого узнал?
– Так это… рак на горе свистнул.
– Какой рак? Какой горе? – застонал Сатана, чувствуя приближение грозного момента. А его оленья половина мечтательно закатила глазки и прошептала: – На горе… раком… так романтично.
– Эту функцию выполнил ваш лучший агент – я, собственной персоной и со всем старанием,- доложил титулованный руководитель тайной службы ада.
– Зачем?
– Рад стараться, Великий.
В злобных мозгах Сатаны созрел коварный план по уничтожению неугодного ему князя ада, с потерей памяти ставшего уязвимым, и он, взмахнув рукой, начал было его осуществление, но тут скрутило живот, и более насущные, буквально рвущиеся наружу проблемы оттеснили вероломные замыслы на второй план.
Стуча копытами, Сатана умчался прочь, оставив мысленно простившегося с должностью и жизнью адъютанта и медленно тающий в воздухе силуэт Амона, отбывшего по очень тайным делам.
ГЛАВА 16 Ночные гонки сказочных экстремалов
Как же это по-русски будет? Вспомнил! Залезай, с огоньком прокачу.
Японский интервент – Лазо
Настырная муха, обуянная стремлением в небо, заложив крутой вираж у моего носа, с нагрузкой загудела, выходя из крутого пике. Фасетчатые глаза от напряжения полезли на лоб, прозрачные крылья затрещали, с натугой борясь со стремящимся к земле толстым ярко-зеленым брюхом.
– Фу… – дунул я.
Порывом ветра ее смело прочь с моих глаз.
– Ты уверен, что ничего из сказанного не напутал и не забыл? – в сотый, наверное, раз за последние три часа принялась тормошить меня Леля.
– Уверен,- несколько раздраженно ответил я.- На память не жалуюсь.
– Тогда что мы здесь делаем? – Зеленые глаза недоуменно округлились.
– Ягу караулим, ты не забыла?
– А зачем?
– Чтобы вернуть мою память.
– А ты говоришь – не жалуюсь…
Сообразив, что сам себя загнал в ловушку, я, не говоря ни слова, придвинулся поближе к Ливии. Златовласая дева последнее время что-то все молчит, кажется, на что-то дуется.
– Скажи ты ей,- попросил я ее.
– Что сказать?
– Ну…
Рыжий кот, качнувшись на расшатаннсй штакетине, лениво спрыгнул на кучу прелой соломы, которая нависает над бортом перевернутой телеги. На наши головы посыпалась труха и различная живность.
– Брысь!
Но ночной разбойник не обратил внимания на команду, он зарылся в солому, оставив торчащий наружу хвост, и замер, утробно урча. Словно мини-трактср на холостом ходу.
По булыжной мостовой, топорща длинные усы и поблескивая черными глазками, пробежала толстая крыса.
Кот рефлекторно дернулся, но попытку погнаться за ней не сделал – эта тварюга сама кого хочешь сожрет.
– Фи… – проговорила Ламиира, перевернувшись от отвращения.
И снова тишина и отсутствие кого бы то ни было на улицах. Даже в придорожном трактире ни души и двери на засове, лишь тонкий лучик света вырывается из щели в оконных ставнях.
А в общем-то город как-то уж очень поспешно отошел ко сну, словно невидимый электрик разом отключил всем свет. Нет, конечно, это не мегаполис, где ночная жизнь во сто крат насыщеннее дневной, скорее уж деревня, где встают с петухами и ложатся, едва начнет смеркаться, но как-то слишком уж резок переход от суеты к полному безлюдью. Получасом раньше до нашего слуха долетали выводимые гуляющими хлопцами песни, девичий поощрительный смех, собачья еженощная перекличка, пьяный гул придорожного шинка. Да мало ли какими звуками полнится ночной город, даже самый захолустный. То не вовремя вернувшаяся от матери женушка во весь голос и на всю околицу разъясняет пойманной на горячем охотнице на чужих мужей свои су-пружеские права и обязанности, то пьяный мужик, вооружившись обухом, гоняет по двору голосящих супругу на пару с тещей, популярно объясняя свое право на отдых… Да мало ли веселых на свете затей?
– Ты уверен, что курица говорила про этот городишко?
– Да здесь на сотни верст вокруг больше нет ни одного поселения крупнее чем на полсотни дворов… Уверен!
– И где же тогда Баба Яга? – поинтересовалась Леля.
– А мне почем знать?
– Может, она образно выразилась? – предположила Ламиира.- Иносказательно как-нибудь…
– Курица? Иносказательно?
– А почему нет?
– Почему-почему… Я допускаю даже, что курица может нести золотые яйца, здесь, как говорится, половина вины на петуха ложится – «Чем зарядил – тем и выстрелило». Нарушенный обмен веществ вследствие экологических проблем, опять-таки. Ну да ладно. Пускай даже она семи пядей во лбу, как еще можно толковать эту инструкцию? «Иди в город, что недалече, спрячься в укромном месте близ виселицы и жди. Когда на небе светлячки замерцают, промчится мимо Яга первый раз. Преследуемая молодцем-увальнем на печи скоростной. Сиди смирно, не высовывайся – затопчут. Промчится второй раз – тише мышки сиди. Промчится в третий – поспеши за ней, как догонишь – можешь речи просительные молвить. Авось не съест. Но коли не молодец за ней гнаться будет, а наоборот – жди следующего раза. Окликнешь – только косточки и останутся, поколотые да обглоданные». Так как, по-твоему?
Ответить рыжая спорщица не успела. Над городом прокатился дикий рев, и, высекая из булыжников снопы искр, в клубах дыма и пара мимо промчалась печь с подпрыгивающим сверху лежебокой.
– Печь,- зачем-то сообщил я, словно кто-то мог этого не заметить.
Следом, завывая, словно истребитель на бреющем полете, промелькнула ступа с Ягой, энергично загребающей помелом и выкрикивающей заклинания, больше похожие на вопли рассерженного индюка. Ее знаменитый нос послужил надежным опознавательным знаком.
– Придется ждать следующего раза,- констатировала Ламиира.- Ты нам живой нужен, пускай и без памяти.
