— Садись, комит, — спокойно произнесла Верина. — Я рада видеть римского патрикия у себя в гостях.
Дидий мучительно пытался выдавить из себя если не комплимент, то хотя бы приветствие, но сумел только поклониться. После чего неловко пристроился у стола, на котором горели свечи. Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушили осторожные шаги Тудора, который присел на софу, рядом с Вериной, и уставился на Дидия круглыми, как у совенка, глазами.
— Милый мальчик, — улыбнулась императрица и притянула Тудора к себе. Будь ребенок постарше, этот вольный жест, возможно, покоробил бы Дидия, но в данном случае его вполне можно было считать материнским. — Он пока не понимает латыни, комит, так что можешь говорить спокойно.
Дидий никогда не отличался красноречием, тем более в обществе благородных матрон, но присутствие Тудора его приободрило. Мальчик был оставлен Вериной, судя по всему, просто для приличия, дабы избежать объяснений наедине. Таким образом, за комитом финансов великодушно оставляли статус мужчины, способного если и не соблазнить, то хотя бы смутить женщину.
— Светлейший Феофилакт рассказал мне о твоих заботах, сиятельная Верина, — неуверенно начал Дидий. — Но я не совсем уяснил, чем же я могу способствовать их разрешению.
— Мой брат, дукс Василиск, один из самых опытных полководцев Византии, — спокойно произнесла Верина. — И если ты, высокородный Дидий, назовешь именно его имя, то твой голос будет услышан божественным Львом.
— Я с удовольствием помог бы твоему брату, благородная матрона, если бы речь шла только о моих интересах, но за моей спиной Великий Рим и божественный Авит. И я прислан сюда, чтобы блюсти их интересы.
Разговор вступил в область торга, и комит финансов сразу же почувствовал себя уверенней. На Верину он старался не смотреть, дабы не утерять случайно нить разговора и не натворить глупостей, чреватых опалой. Конечно, божественный Авит не вечен, но Великий Рим пока стоит и не собирается уступать первенство городу Константина.
— Речь идет о Карфагене? — нахмурилась Верина.
— И об Илирике, — неожиданно даже для себя вымолвил Дидий.
— А не слишком ли высокая цена? — строго глянула на гостя императрица.
— Божественному Авиту пришлось уступить Илирик в сходной ситуации, благородная матрона. И он сделал это, не дрогнув ни ликом, ни душой.
— Я предлагаю ему Карфаген! Разве этого мало, высокородный Дидий?
— Карфаген еще надо взять, — упрямо стоял на своем посол. — Вандалы Янрекса так просто его не отдадут.
— Но если Карфаген не будет взят, то наш с тобой торг, комит, окажется беспредметным. Надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет?
— Мне нужны гарантии, — вздохнул Дидий.
— Чьи гарантии?
— Лучше всего — твои. Дай мне слово, что дукс Василиск без споров передаст Карфаген римлянам. И было бы совсем хорошо, если бы твое слово было зафиксировано на пергаменте, сиятельная Верина.
— Ты отдаешь себя отчет, Дидий, что будет со мной, если этот пергамент попадет в руки божественного Льва?
— Отдаю, матрона. И, в утешение тебе, я готов отказаться от притязаний на Илирик.
— Хорошо, — холодно бросила Верина. — Ты получишь мое слово, как только дукс Василиск будет поставлен божественным Львом во главе византийского флота. И пусть нам всем сопутствует удача.
— Да поможет нам Бог, — солидаризировался с императрицей довольный Дидий.
Сиятельный Василиск сильно удивил комитов своей свиты: вместо того чтобы штурмовать практически беззащитный Карфаген, он занял один из портов на побережье Африки под названием Малый Лептис и принялся ждать у моря погоды. Высокородный Илл, грубый солдафон из исаврийцев, особенно докучал магистру пехоты своими советами. Он почему-то решил, что сиятельный Василиск, один из самых блистательных стратегов Византии, а значит, и всей ойкумены, нуждается в поучениях со стороны полуграмотного горца. Кто вообще сказал, что Карфаген беззащитен? Да он буквально набит вандалами, которые готовы сражаться за каждую улицу и каждый дом. И пока сиятельный Василиск будет терять своих людей под стенами неприступного города, рекс вандалов Ян ударит византийцам в тыл и похоронит тем самым надежды на возрождение великой империи. Божественный Лев собрал и обучил пятьдесят легионов вовсе не для того, чтобы они сгинули в Африке без всякой пользы для Византии. Что же касается сиятельного Василиска, то он не поддастся ни на уговоры, ни на провокации, ибо очень хорошо понимает меру своей ответственности перед императором. Византийский флот двинется к Карфагену не раньше, чем соединится с флотом божественного Майорина, уже отплывшего из Картахены навстречу победе. Посланец Майорина, трибун Иовий, с большим трудом пробравшийся через вандальские заслоны в порт Малый Лептис, только укрепил Василиска в мысли о правильности избранной им выжидательной тактики. Магистр собрал в курии города всех своих комитов, дабы представить им человека, привезшего византийцам радостную весть. Сам Василиск уже получил от трибуна исчерпывающие ответы на все свои вопросы, а потому не мешал чинам своей свиты пытать посланца Майорина.
— Римский флот насчитывает около трехсот боевых и вспомогательных судов, — охотно поведал встревоженным византийцам Иовий. — Этого вполне достаточно, чтобы перебросить к берегам Африки сорок тысяч легионеров.
— И когда они прибудут в Малый Лептис? — спросил настырный комит Илл.
— Если ветер окажется попутным, то через три дня. Если же погода не будет благоприятствовать божественному Майорину, то через неделю.
— Но в здешнем порту не хватит места для такого количества галер, — заметил комит Иоанн.
— Римляне не будут высаживаться на берег, — вмешался в разговор Василиск. — Мы выйдем Майорину навстречу, как только его флот замаячит на горизонте.
— А где сейчас вандальский флот? — спросил ректор Пергамий, получивший от божественного Льва назначение в Нумидию, еще не очищенную от варваров.
— По моим сведениям, вандалы Янрекса сейчас бесчинствуют на острове Сардиния, — пояснил Иовий. — Они не сумеют опередить римский флот.
Высокородный Пергамий, дородный мужчина лет тридцати пяти, одобрял поведение сиятельного Василиска. В конце концов, почему византийцы должны лить кровь за римский интерес?
— Империя-то у нас одна, — не слишком уверенно возразил патрикию комит Иоанн.
— Империя одна, а императоры разные, — отрезал ректор.
— Но ведь Карфаген в любом случае отходит к божественному Льву, так почему бы не захватить его именно сейчас, до прихода римлян, чтобы избежать в будущем ненужных споров.
Высокородный Илл, не в обиду ему будет сказано, твердит об этом городе вот уже вторую неделю, словно Карфаген, в случае своего скорого падения, станет его собственностью. И в этой его настойчивости многие византийские мужи, а в их числе и высокородный Пергамий, стали подозревать тайный умысел. Уж не хочет ли исавриец погубить византийские легионы и тем самым уронить авторитет сиятельного Василиска в глазах императора? У многих чиновников свиты, собравшихся ныне в курии захудалого африканского городка, еще свежи были в памяти споры о полководце, которому предстояло возглавить этот беспримерный поход. По слухам, божественный Лев склонялся к кандидатуре комита Зинона, но против его назначения решительно возражал сиятельный Аспар. Имя Василиска первым произнес посланец божественного Авита. Конечно, патрикий Дидий не велика птица в константинопольском раскладе, но все же повесомее будет, чем исаврийский выскочка, славный разве что своими пьяными загулами в компании высокопоставленных лиц.
