— Воля твоя, Афраний, но я не верю высокородному Оресту. Ратмир полуварвар по крови, но он вырос в Риме, а сын Литория жил среди варваров так долго, что потерял духовную связь и с империей.
— Можно подумать, что я ему верю, — усмехнулся Афраний. — Мне не нужен ни Ратмир, ни Орест. Рим только выиграет, если они перегрызут друг другу глотки. Но для этого их нужно стравить. Понял, Дидий, в чем теперь наша задача?
Глава 10 Похищение Басины
Рим пережил зиму спокойно. Во всяком случае, ничего примечательного за эти месяцы не случилось. Если, конечно, не брать во внимание похождений трибуна Марка, брата императора, и его нового друга, рекса франков Ладо. Последний на удивление быстро обжился в Риме и сумел завести знакомства едва ли не со всеми знатными мужами Вечного Города. Если бы простодушные патрикии только знали, какую змею они греют на груди, кого привечают в своих дворцах и каким срамом обернется для них гостеприимство в отношении наглого варвара! Этот язычник без устали соблазнял христолюбивых матрон, вводя их в соблазн не только смазливым ликом, но и хорошо подвешенным языком. По городу поползли слухи, что Ладорекс колдун, возможно, даже демон, но, увы, это не только не охладило тягу женщин к варвару, но скорее подхлестнуло их интерес. Слухи и скандалы грязным комом катились по городу, повергая благородных мужей в ярость. Жалобы на бесчинства франка сыпались со всех сторон. Его сравнивали то с ураганом, то с моровой язвой. Христианские пастыри проклинали его с амвонов и призывали своих овечек к благоразумию, но, увы, без большого успеха. Едва ли не каждая римская матрона считала своим долгом если не отдаться заезжему колдуну, то хотя бы испросить его совета. Ибо за франком в Риме утвердилась слава целителя, имевшая под собой некоторую основу. По слухам, он излечил многих матрон от болезней простым наложением рук. Высокородный Дидий, человек холостой и бездетный, только посмеивался, слушая байки о похождениях Ладорекса, но сенатору Аппию было уже не до смеха. Его молодая супруга так усердно лечилась от бесплодия, что забеременела без всяких усилий со стороны мужа. Что само по себе можно было бы считать чудом, если бы участие в зачатии младенца принял бы святой дух, а не волосатый франкский князь.
— Ты мне скажи, Дидий, могут ли волосы язычника излечить христианку от недуга? — вопрошал несчастный Аппий, сидя за столом напротив комита финансов.
— Трудно сказать, — попробовал увильнуть от прямого ответа патрикий. — Его отец, князь Меровой, почитался франками как сын бога. Не исключено, что Ладорекс унаследовал часть его силы. Я слышал, что благородный Меровой лечил не только бесплодие, но и золотуху. А также прочие телесные немощи. К нему приходили за помощью не только язычники, но и христиане. Иные из них почитали его за святого.
— А в чем святость-то? — вскипел Аппий. — В соблазнении чужих жен?
— Я про Меровоя говорю, а не про Ладорекса, — напомнил гостю хозяин.
— Чтоб им обоим пусто было, — в сердцах вымолвил Аппий.
Возможно, сенатор еще долго бы пытал смущенного Дидия, если бы не светлейший Феофилакт, представший внезапно перед изумленным хозяином. Вот уж кого комит финансов не чаял увидеть в Риме, так это почтенного евнуха, секретаря императрицы Верины. И тем не менее это был именно Феофилакт, бледный, растерянный и утомленный долгой дорогой. Не требовалось ни большого ума, ни особой проницательности, чтобы догадаться о причинах, заставивших секретаря императрицы проделать столь долгий путь. Перед Дидием стоял изгой, возможно, даже государственный преступник, словом, человек, лишенный прав и состояния. Разумеется, комит проявил гостеприимство. Он пригласил Феофилакта к столу и лично поднес ему кубок, наполненный до краев отличным аквитанским вином. Нотарий вино выпил, благодарно кивнул и вывалил на голову изумленных римских патрикиев целый ворох константинопольских новостей. Более всего Дидий был потрясен известием о казни своего старого знакомого, сиятельного Аспара, одного из самых богатых и могущественных людей ойкумены. Аспар был казнен вместе с сыновьями и многими видными армейскими чинами по приказу божественного Льва.
— А за что? — ахнул сенатор Аппий.
— За измену, — вздохнул Феофилакт. — И за подготовку заговора с целью свержения императора. Магистр Василиск был взят под стражу сразу же по возвращении из Африки. Дабы спасти свою жизнь, он оговорил не только Аспара, но и многих варварских вождей, служивших империи. Той же ночью исаврийцы комита Зинона окружили дворец Аспара и дома его сторонников. Сопротивление франков было подавлено теми же исаврийцами, истребившими в одночасье более пяти тысяч человек.
— А что стало с Василиском? — спросил Дидий.
— Брата императрицы пощадили, но отправили в Фессалоники замаливать грехи, — пояснил евнух. — Божественный Лев одним махом избавился от людей, способствовавших его возвышению.
Дидий и Аппий переглянулись. А ведь в Риме полагали, что дни божественного Льва сочтены после сокрушительного поражения, которое его флот потерпел в Африке. Но, оказывается, в этом мире есть люди, способные даже горчайшее поражение обернуть в победу.
— В благодарность за помощь, оказанную в борьбе с изменниками, божественный Лев выдал за Зинона свою единственную дочь Ариадну и назначил исаврийца своим наследником.
— А как же императрица Верина?
— Василиск оболгал и ее, заявив императору, что именно по наущению Аспара и Верины он медлил с атакой на Карфаген и тем самым позволил Янрексу собрать силы для решающего удара.
Слова Василиска не были от начала и до конца лживыми, и Дидий знал это лучше других. Тем не менее он решил не огорчать гостя напоминанием о деле столь щекотливом, что оно могло привести на виселицу и без того много пережившего человека. Комит финансов не стал расспрашивать Феофилакта о причинах, заставивших секретаря императрицы срочно покинуть Константинополь. Если божественный Лев пощадил свою жену, то это вовсе не означало, что его доброта распространялась и на людей, к ней приближенных. А нотарий Феофилакт был далеко не последним среди тех, кто усердно копал яму для императора.
— Пример, достойный подражания, — неожиданно произнес Аппий, качая облысевшей головой. — Нельзя вверять варварам судьбу великой империи.
Мысль была хотя и неуместной, но далеко не глупой, а потому ни Феофилакт, ни Дидий не стали возражать обиженному сенатору.
— Я слышал, — продолжал Аппий, — что сиятельный Ратмир готовит поход в Галлию, дабы вернуть Паризий под руку князя Ладо. Думаю, это верное решение. И было бы очень хорошо, если бы он свернул там себе шею.
— Кто он? — полюбопытствовал Дидий. — Ладорекс или Ратмир?
— Оба, — мгновенно отозвался Аппий, чем развеселил не только Дидия, но и Феофилакта.
Сиятельный Афраний вестям из Константинополя не огорчился, чем, кажется, обидел светлейшего Феофилакта, который полагал, что мир если не рухнул, то, во всяком случае, заходил ходуном после его опалы. Однако префект Рима в два счета доказал евнуху, что безвыходных положений не бывает. И что утерянное расположение сильных мира сего можно вернуть, если взяться за дело с умом.
