Чего доброго, именно с него могут спросить за неудачу безумной экспедиции Вернера фон Бюлова. И тогда фронт окажется не самым жутким местом, куда могут сослать фельдфебеля-фантазера.
– Я хотел бы поговорить с Кохом и Майером, Рихард, – доверительно обратился к Рильке фон Бюлов, когда они остались наедине.
– Увы, господин гауптман, оба они мертвы.
– Как мертвы?! – на холеном лице фон Бюлова появилось растерянное выражение.
– Я не стал поднимать по этому поводу шум, – понизил голос до шепота Рильке, – поскольку ждал твоего ответа, Вернер. Но оба умерли странно, очень странно. Сначала мы обнаружили Гюнтера Коха с разодранным горлом. Майер утверждал, что Коха выманила на свидание местная ведьма. А потом мы нашли мертвым самого Франца. На лице его был написан такой ужас, что мне стало не по себе.
– Хорошо, Рихард. Мы выступаем завтра, ты пойдешь с нами.
– А проводник?
– Проводника я нашел. Говорят, что он лучше всех знает местность.
Северьян Белов не понравился Рильке с первого взгляда. Наверняка этот бородач связан с партизанами. Заведет он фон Бюлова в глушь, где их будет поджидать засада. Все-таки каким был дураком Вернер, таким и остался. Идет чудовищная война, ежедневно перемалывающая тысячи человеческих жизней, а этот уцепился обоими руками за химеру, за дурацкую байку, которую ему не в добрый час подкинул фельдфебель Рильке. Ну какой здесь может быть Горюч-камень?! Не говоря уже о том, что никто ни в Световидовке, ни в Мореевке не знает, как он выглядит. Правда, старый Северьян утверждает, что он видел Зверя собственными глазами.
Рихард проводнику не поверил и на всякий случай навел справки. За бутылку вонючего самогона, купленного у знакомой мореевской бабы, некий Яков Белов, который годами был никак не моложе Северьяна, поведал фельдфебелю, что у нанятого фон Бюловым проводника большой зуб на Машкиного сына.
Рильке сидел за столом в жарко натопленной избе, тупо кивал головой на слова пьяненького Якова, но ни черта не понимал.
– Так он ее изнасиловал?
– А кто ж его знает, – пожал плечами Яков. – Может, сама дала. Мореевские-то бабы все Зверем перетраханы. Да и за нашими глаз да глаз нужен. Короче, родила та Дашка ублюдка. Наши-то хотели ее сжечь вместе с младенцем, но тут вмешался один городской, врач, кажется. Он эту Дашку с собой увез. Горя ему, видать, было мало.
– А зачем вы хотели ее сжечь?
– Так ведь ведьма же! Мало нам мореевских баб, так давай будем в своем селе разводить оборотней.
– А она, эта Дашка, оборотня родила?
– Да кабы просто оборотня, а то чекиста, – крякнул с досадой Яков. – Попил он нашей кровушки. Моего брата младшего расстрелял тут же, за околицей. Я Северьяну до сих пор его племяша простить не могу, хотя вины за ним вроде и нету. Не он же его породил. А этот ни в чем удержу не знал. Ни своих, ни чужих не щадил. Да что там мой брательник – он ведь и своего брата пристрелил, не моргнув глазом. Недаром ему прозвище дали в наших краях – Лютый.
– А за что он брата твоего расстрелял?
– За то же, за что и своего. Оба они были в банде ротмистра Радзинского. Их благородие тоже сволочью был, каких поискать. Он почему-то особенно невзлюбил мореевских. Ни баб не щадил, ни малых ребятишек. Грозился всю деревню под корень извести. Но не на тех напал. Там полдеревни – оборотни. При Советах они вроде притихли, а допреж от них продыху всей округе не было. Нет, не любили их у нас. Бирюки они и есть бирюки.
– И что стало с ротмистром?
– А черт его знает, что с ним стало. Банду его Лютый изничтожил начисто. А сам Радзинский, по слухам, ушел за кордон.
– А что Лютый?
– В большие начальники он вышел, чуть ли не в самой Москве. Последний раз он в наше село три года назад приезжал. Галифе синие, френч командирский и сапоги хромовые. Прошел гоголем по деревне, глазами по сторонам зыркал. Страшные у Лютого глаза, немец. Волчьи. Хотел я ему стрельнуть в спину из ружья, да заробел. Зверя испугался. Не простил бы мне Машкин сын гибели своего ублюдка.
Сведения, полученные от Якова Белова, Рильке не замедлил донести до ушей Вернера фон Бюлова. Гауптман выслушал Рихарда с интересом, но должных выводов, похоже, не сделал. Наоборот, его доверие к проводнику возросло еще больше.
– Выходит, не соврал Северьян про Зверя, – задумчиво произнес он, зябко передергивая плечами.
– Заведет нас этот Сусанин в непроходимые дебри или подставит под партизанские пули.
– В дебри мы идем добровольно, – спокойно сказал Вернер, – а что касается партизан, то сын Криста Балдура не потерпит рядом чужих. А кто такой Сусанин?
– Местный национальный герой.
– Я все время забываю, Рихард, что ты родился в России.
О Кристе Балдуре фельдфебелю Рильке доводилось слышать от одного сумасшедшего старика-австрийца по имени Виллигут. По слухам, этот Виллигут сделал головокружительную карьеру после прихода нацистов к власти. Рихарду оставалось только завидовать и Виллигуту, и Вернеру фон Бюлову, поскольку сам он был, видимо, недостаточно сумасшедшим для того, чтобы преуспевать в Третьем рейхе. Вслух Рильке столь крамольные мысли произносить, разумеется, не стал. Зато убежденность Вернера фон Бюлова заставила его призадуматься. Черт его знает, может, в этих местах действительно обитает некто выходящий за рамки наших привычных представлений о живом существе?
Тогда у фельдфебеля Рильке действительно появляется шанс. Шанс окопаться где-нибудь в глубоком тылу до победоносного окончания войны. Наверняка Вернер не откажет в поддержке старому другу и поможет ему закрепиться в этой самой Аннанербе в качестве эксперта, секретаря или интенданта. Только бы не сгинуть в этих проклятых лесах. Только бы не нарваться на партизан. А со Зверем, каким бы чудищем он ни был, два десятка тренированных эсэсовцев, надо полагать, справятся.
– Рейху нужно семя сына Криста Балдура, Рихард, – поощрительно похлопал по плечу старого университетского товарища фон Бюлов.
– Зачем?
– Чтобы создать сверхчеловека.
Так вот зачем приехал в глухую лесную деревушку блестящий берлинский аристократ Вернер фон Бюлов. Теперь понятно, почему сам Гиммлер приложил руку к этой экспедиции. Рейхсфюрер уже создал целую сеть инкубаторов для выведения породы истинных арийцев по всей Германии. Какая жалость, что Рильке не голубоглаз, не белокур и не обладает безупречной фигурой. Да и сексуальная потенция его оставляет желать лучшего. Все-таки полноватому, лысоватому мужчине, достигшему уже сорокапятилетнего возраста, трудно конкурировать с патентованными жеребцами из конюшни рейхсфюрера Гиммлера. Если Рихарда и возьмут в этот эсэсовский гарем, то только в качестве евнуха.
– А тебе не кажется, Вернер, что нам незачем идти в лес, чтобы получить семя этого Зверя? Ведь в окрестных деревнях наверняка есть немало людей, которые с полным правом могут называть себя его сыновьями и дочерьми.
