По моим подсчетам, на “Сокрушительном” погибли: трое до катастрофы, шесть моряков на оторванной кормовой оконечности, 14 человек непосредственна при спасении. 15 моряков, во главе со старшим лейтенантом Лекаревым и политруком Владимировым, остались на эсминце и погибли, до конца выполнив свой воинский долг.
Я убежден, что корабль мог плавать, пока не кончилось топливо для работы вспомогательных механизмов, насосов, откачивающих воду из трюмов, для отопления и питания электрогенераторов. На эти нужды горючего хватило бы на несколько месяцев… Скорее всего, корабль отнесло далеко на север — скорость дрейфа составляла четыре мили в час, — где он и погиб в бушующих волнах…
За семнадцать месяцев боевых действий “Сокрушительный” сбил четыре вражеских самолета, по данным, подтвержденным разведкой, артобстрелами уничтожил на берегу около 2000 солдат и офицеров противника, участвовал в конвоировании более 200 иностранных и советских торговых судов, поставил более 200 мин заграждения.
И если бы не катастрофа, он вполне мог стать вторым на Северном флоте гвардейским эсминцем».
Из воспоминаний лейтенанта в отставке Николая Николаевича Гендрикова (в то время главного старшины), служившего секретчиком на эсминце «Сокрушительный»: «Служба была очень тяжелой. Все время в море, то конвои, то набеговые операции. Штормовали непрерывно, часто случались и аварийные происшествия. Разумеется, катастрофа в ноябре 1942 года запомнилась особенно. Мы тогда обеспечивали конвой, но шторм был так силен, что нам приказали идти в базу. Ветер встречный, волна тоже, ход не больше 10 узлов. Помню жуткий треск и крик, что оторвало корму. Впечатление было жуткое: там, где еще недавно была корма, бушевало море. Несколько ребят погибли на оторванной корме. Корабль сразу потерял ход, нас стало заливать волнами. Каково было наше состояние? Мы были еще живы, но с жизнью на самом деле уже распрощались. Попрощались и друг с другом. Шансов выжить не было никаких. Меня вызвал командир в ходовую рубку и приказал уничтожить секретную документацию, что я и сделал, как это было положено. Часть команды была пьяная, говорили: “Все одно помирать!” К нашему счастью, спустя двое суток нас каким-то чудом нашли корабли. Спасали с большим трудом, кому-то повезло, кто-то погиб. Все происходившее на “Сокрушительном” осталось в памяти каким-то одним нескончаемым кошмаром. Помню, что я пришел в себя только лежа в кубрике спасшего нас эсминца. В базе писали объяснительные следователям Их особенно интересовало поведение офицеров и командира».
В архиве ВМФ находится официальный документ, документально повествующий о событиях, происходивших на «Сокрушительном».
«Секретно. Экз. 4.
14 декабря 1942 года
Начальникам политуправлений флотов, начальникам политотделов флотилий, ВМУЗов, командирам и начальникам политотделов соединений ВМФ
Эсминец “Сокрушительный” Северного флота, возвращаясь с боевой операции 20 ноября с.г. в 350 милях от базы потерпел бедствие. При шторме в 11 баллов кораблю оторвало корму по 173 шпангоут. Он лишился хода. После неоднократных безуспешных попыток со стороны пришедших на помощь эсминцев “Разумный”, “Куйбышев”, “Урицкий” взять “Сокрушительный” на буксир, было принято решение снять с него команду, а корабль торпедировать. С большим трудом личному составу подоспевших на помощь кораблей при помощи беседок и путем перетягивания на спасательных кругах, удалось снять с “Сокрушительного” 192 человека. При снятии погибло 14 человек. Все корабли получили различные повреждения. Силой шторма после того, как заведенные на “Сокрушительный” концы лопнули, корабли, имея ограниченный запас топлива, прекратили съемку людей и направились в базу. Эсминец “Сокрушительный” остался дрейфовать.
В этой сложной обстановке командир корабля капитан 3 ранга Курилех и большая часть командного состава эсминца “Сокрушительный” вместо того, чтобы мобилизовать все силы и средства на борьбу за живучесть корабля, оказались трусами, безвольными и беспомощными людьми, изменившими своему воинскому долгу и командирской чести. Командир корабля капитан 3 ранга Курилех вместо объявления тревоги и четких приказаний командира, лежа на диване в штурманской рубке, вызывал поочередно командиров и растерянно повторял одну и ту же фразу: “Действуйте, как подсказывает честь командира”. Своим гнусным поведением он только содействовал усилению паники на корабле после аварии, а с приходом кораблей, вопреки вековым традициям командиров русского флота и в нарушение 74-й статьи Корабельного устава, гласящей о том, что ”во время бедствия командир корабля обязан принять все меры к спасению корабля и только убедивщись в невозможности его спасти, он приступает к спасению команды и ценного имущества. При этом во всех случаях, командир покидает корабль последним”.
Курилех с группой командиров, спасающих свои шкуры, бросил корабль, в то время, когда на нем оставалось еще свыше 100 человек личного состава, и одним из первых перешел на эсминец “Куйбышев”.
Помощник командира корабля капитан-лейтенант Рудаков обвязал себя тремя спасательными поясами и стал упрашивать командира оставить корабль, для того, чтобы потом оправдать и свое собственное бегство. Потеряв самообладание, он передал на подходившие корабли семафор истерического содержания: “Спасайте. Наступает конец. Немедленно подходите. Корабль тонет”, в то время, как корабль держался на плаву.
Заместитель командира по политической части старший политрук Калмыков в этот трудный для корабля момент ушел в каюту, и как только подошел эсминец “Разумный”, Калмыков обвязался двумя спасательными поясами, закрепил на себе пеньковый трос и прыгнул с борта на борт с целью перебросить трос на эсминец “Разумный” и этим спасти свою шкуру. Вместо того, чтобы пресечь панику среди командиров и в эту трудную минуту быть среди бойцов и поддерживать их боевой дух и зажечь веру в спасение корабля, трус и подлец Калмыков оказался в числе первых шкурников на корабле.
Командиры на глазах, у краснофлотцев начали прощаться друг с другом, а командир БЧ-2 капитан-лейтенант Исаенко кортиком нанес себе два удара в грудь. Командир БЧ-4 старший лейтенант Анисимов и военфельдшер Иванов на глазах у краснофлотцев ругались из-за очереди на переправу. Командир БЧ-5 инженер-капитан 3 ранга Сухарев, непосредственно отвечающий за средства живучести корабля, вел себя не как командир, а как какой-то слюнтяй. Опустив беспомощно руки, он заявлял: “Ну, доплавались”.
Только два командира на корабле оказались до конца верными воинскому долгу и командирской чести, Они показали, как следует вести себя настоящим командирам в сложной для корабля обстановке. Это были командир БЧ-3 старший лейтенант товарищ Лекарев и заместитель командира БЧ-5 политрук товарищ Владимиров. На предложение труса и паникера Рудакова покинуть корабль, товарищ Лекарев и Владимиров категорически заявили, что они покинут корабль последними и людей одних не оставят. При уходе командира с корабля, старший лейтенант товарищ Лекарев принял на себя командование кораблем, а политрук товарищ Владимиров вступил в обязанности заместителя командира корабля по политической части, приказав краснофлотцам заступить на вахту и продолжать борьбу за родной корабль.
