— В семидесятых годах прошлого столетия, — неожиданно начал он тихим голосом, словно и не ко мне обращался, — в Советском Союзе при Комитете государственной безопасности был создан оперативный штаб под кодовым названием «Горизонт». Целью оперативного штаба, а впоследствии и секретной группы под тем же названием являлось изучение аномальных явлений.
Я налил в стакан минеральной воды, выпил и посмотрел на Иванова, ожидая продолжения. Но он молчал, ждал моей реплики.
— Вы хотите сказать, что эта структура функционирует до сих пор и из группы разрослась в организацию?
— Да.
В моем положении надо было промолчать, но я не сдержался. В конце концов, что я теряю?
— Не верю.
— Почему?
— Потому что в период перестройки наши президенты выбалтывали и не такие секреты, а я о вашей структуре ничего не слышал.
— О нашей структуре ни тогдашние президенты, ни нынешний ничего не знают.
От столь наглой лжи меня перекосило.
— Вы меня за идиота принимаете?
Иванов укоризненно покачал головой.
— Что вы, Денис, будь так, никто бы с вами не разговаривал. Лгать и наводить тень на плетень в сложившейся ситуации не в наших интересах.
— Скажите пожалуйста, Евгений! — фыркнул я, перейдя, как и он, на фамильярный тон. — Так-таки и не будете... Судя по апартаментам и этому обеду, ваша организация достаточно обеспеченная. Откуда такие финансы, если у государства на первостепенные нужды не хватает денег? Группа «Альфа», элита государственной безопасности, и та недофинансируется, а вы как сыр в масле катаетесь.
— Наша структура финансируется не из государственного бюджета.
— Что?! Государственная структура финансируется не из государственной казны? Что за чушь?! Из каких же тогда источников?
Иванов только развел руками.
— Вот, а говорили, не будете врать...
— А я не лгу. Просто не уполномочен отвечать на некоторые вопросы.
Я сдержался, налил себе еще минеральной воды, отхлебнул. Что ж, замалчивание и запугивание — известные методы вербовки. Первый ко мне уже начал применяться, когда наступит очередь второго?
— Не боитесь, что сейчас я соглашусь сотрудничать с вами, а когда выйду отсюда, то все расскажу прессе?
— Не боюсь, — рассмеялся Евгений Викторович. — Были прецеденты, но, как видите, о нас до сих пор никому ничего не известно.
— Устраните?
— Зачем же? Это как раз послужило бы подтверждением правдивости ваших слов о нашей организации. Мы делаем гораздо надежнее. В настоящий момент в психлечебнице заводится карточка на гражданина Егоршина Дениса Павловича, который с детства страдает приступами шизофрении и раз в три года при обострении приступов проходит стационарное лечение. Ваш лечащий врач подтвердит диагноз.
— У вас везде свои люди?
— Ничего подобного. Слышали что-либо о модификации сознания?
Внутри у меня похолодело.
— Зомбирование с потерей памяти?
— Что вы, право, — снисходительно усмехнулся Иванов. — Простая потеря памяти — это вчерашний день. Нейролептическое программирование совместно со структурным психотропным кодированием позволяет не только стирать память, но создавать новую и модифицировать сознание. Врачу психбольницы внушат соответствующую информацию, и он будет искренне считать, что вы являетесь его пациентом долгие годы.
— И если я не соглашусь с вами сотрудничать...
— Тогда и с вами поработают наши психотехники. Специалисты они высококлассные, и через пару дней вы навсегда превратитесь в дебила. Вас передадут в сумасшедший дом, где вы сможете открыто рассказывать всем желающим о встречах с инопланетянами.
Кровь ударила в голову, мысли смешались. Веселенькая перспектива... Запугивание как второй метод вербовки оказалось гораздо действеннее, чем я ожидал.
— Можно? — прохрипел я, указывая на графинчик с коньяком.
— Нужно!
Иванов налил рюмку, я схватил ее и залпом выпил.
— Еще!
Выпив вторую рюмку, я выдохнул распиравший легкие воздух, положил в рот дольку лимона, прожевал. Нервное напряжение стало спадать.
— Еще? — предложил Иванов.
Я отрицательно покачал головой:
— Что вам от меня нужно?
— Пока ничего. Сегодня я в общих чертах ознакомлю вас с целями и задачами нашей организации.
— Зачем?
— Чтобы вы начали думать над информацией, интерпретировать ее, а не просто воспринимать, как большинство людей.
Я последовал совету, подумал, затем кивнул.
— Следует понимать, что я уже ваш сотрудник. Хочу я того или не хочу... — Я безнадежно махнул Рукой. — Налейте еще...
— Вот уж нет!
— Тогда зачем предлагали?
— Чтобы отказать.
Евгений Викторович смотрел на меня, улыбался, но глаза у него оставались холодными.
Я тяжело вздохнул.
— Выбора у меня, как понимаю, нет?
— Или — или. Третьего не дано.
Коньяк ударил в голову, и я раскрепостился. В безвыходном положении выручает только ирония. От безысходности она не спасает, зато позволяет сохранить уравновешенность. В моей ситуации это наиглавнейшее. Я по-детски надул губы и окинул стол обиженным взглядом.
— Третьего не дано? Это что, компота не будет?
Он не ответил, и я внезапно увидел, как много у него общего с ожившим Буратино. Ничего не значащая улыбка и холодный изучающий взгляд. Вот только нос подкачал.
Я откинулся на спинку дивана и одарил Иванова, надеюсь, таким же холодным взглядом, но без улыбки на губах.
— Валяйте, знакомьте...
Иванов хмыкнул и покачал головой.
— Значит, валять, да? Бравировать изволите? В вашем положении браваду проявляют либо тупицы, либо трусы.
— Считайте меня трусом, — быстро согласился я.
— Есть основания?
— Да. Тупицей прослыть хуже. Тупость проявляется всегда, а трусость только в экстремальной ситуации.
Иванов окинул меня оценивающим взглядом.
— Иногда бравадой пытаются прикрыть и... — задумчиво протянул он, но, оборвав себя на полуслове, вернул лицу снисходительную улыбку. — Ладно, валять так валять. Как я уже говорил, наша организация занимается систематизацией и анализом аномальных явлений, имевших место на территории постсоветского пространства, — начал он индифферентным тоном. — Если отбросить заведомо фальсифицированные случаи, то все аномальные явления можно разделить на две группы: атмосферно-визуальные и материально-контактные. Первая группа составляет около девяноста четырех процентов всех зафиксированных аномальных явлений. Анализ этой группы показал, что практически во всех случаях мы имеем дело с атмосферно-визуальной иллюзией наподобие миража. То есть объекты фиксируются глазным нервом, на фотопленку, цифровыми камерами, но не регистрируются радарными установками.
