Проснувшись, Тимофей в первую очередь «поставил на место» голову, разболевшуюся после вчерашних возлияний. Янко продолжал спать. Посмотрев на сопящего холопа, решил было — пусть парень поспит еще, но потом, вспомнив, чем должен заниматься слуга, принялся его расталкивать:
— Слышь, земляк, а тебе на службу-то не пора? Смотри, всыплют тебе плетей, если что…
— Ась! — приподнялся Янко на локте, пытаясь сосредоточиться, а потом вскинулся, пробормотав не как православный русин, а как поляк-католик: — Матка Боска! Мне ж к управителю идти провизию получать!
Забыв запереть за собой дверь, холоп убежал. Тимофей заменил выгоревший факел на новый и от нечего делать стал допивать водку. Казалось, что бутыль была бездонной, но, хорошенько постаравшись, Акундинов обнаружил-таки дно и опять заснул.
Пробуждение было тяжелым. Похмелье лупило его со всех сторон, сдавливало виски тисками, рвало на части мышцы. С огромным трудом Тимоха встал и, едва не разбив кувшин с не тронутой еще водой, блаженно напился и рухнул в постель. Там, то обливаясь потом, то замерзая, решил — надо бросать пить! Или хотя бы не потреблять в таких количествах. Если подумать, то с самого появления в замке он еще ни разу не был трезвым. И добро бы, выпил для веселья чарочку-другую — да и на боковую, чтобы с утра быть свеженьким, как огурчик, так нет — нужно же нажраться.
Тимофей то забывался коротким тревожным сном, то просыпался, пил воду и опять засыпал, чувствуя, что лучше бы умереть, чем так мучиться! Отпустило только к вечеру следующего дня. То, что был именно вечер, он не знал, но чувствовал. Вроде заходил Янко, что-то там оставлял. Только подумал о парне, как вот тут он — легок на помине.
— Как вы, пан Иоанн? — душевно поинтересовался холоп, заглядывая на столик. — А я вам свежей еды принес. Вот, еще горячая.
Акундинов устало спустился с постели. Вроде бы скверно, но гораздо лучше, чем было вчера. И зверски хотелось есть.
— Вот, пан Иоанн, покушайте бульончику, — ворковал холоп, крутясь вокруг арестанта, словно любящая мамаша. — А тут вот мясо тушеное с капустой.
Мяса сейчас есть не хотелось, а вот бульончика Тимоха попил с удовольствием. В брюхе стало веселее, и вроде бы умирать расхотелось.
— Пиво будете? У меня легкое…
«Пиво? Легкое?» — прислушался Акундинов к самому себе и, почувствовав, что его начало мутить от одного лишь слова, отрицательно потряс головой.
— Квас еще есть, — не унимался парень. Вот против кваса желудок не возражал.
С наслаждением выпив почти целый корец вкусного пенного напитка и поняв, что наконец-таки он стал совсем живым и здоровым, Тимофей спросил у Янко:
— Что там наверху-то слыхать? Как там пан Мехловский — не прибыл еще?
— Так я ж вам еще вчера сказывал, — удивился холоп. — А вы, пан, не помните?
— Не помню, — честно признался Тимоха.
— Ну так приехал пан из Кракова злой как черт. А ему на глаза ваш секретарь попался. Ясновельможный пан велел его выпороть как следует, а потом по-французски поговорил, рассмеялся да и передумал. А теперь, говорят, секретарь ваш убийцу хочет найти.
— Убийцу хочет найти? — удивился Акундинов. — Как это?
— Ну, толком-то я не знаю, — пожал плечами слуга. — Но ходит по замку, всех выспрашивает да вынюхивает. Да вы, пан Иоанн, сами узнаете. Мне велено накормить вас да наверх отвести.
— А чего пан Мехловский злой-то приехал? — поинтересовался Тимофей, принявшись теперь и за мясо с капустой.
— Сказывали, — понизил голос холоп, — что главным посланником король во Францию сотника казачьего отправляет, Хмельницкого Зиновия. Он хоть и саблю наградную имеет, но не из гербовых шляхтичей, а из простых казаков.
[51]
Но как же можно такому пану, как пан Мехловский, под начало простого казака идти?
Янко скривился так, как будто обида нанесена лично ему!
Вместе с холопом Тимоха поднялся по винтовой лестнице. На площадке Янко «передал» его шляхтичу, тому самому, что приезжал за ограбленными «москалями». Прошло не больше пары недель, как Акундинов и Конюхов стали гостями пана Мехловского. А казалось — давно.
Збигнев, так звали шляхтича, был неразговорчив. Впрочем, как уже понял Акундинов, Мехловский, вместе со своим маршалком, держал и дворян, и слуг в ежовых рукавицах, не позволяя тем болтать что не надо и с кем ни попадя. Между прочим, совершенно правильно! Слуги, как хорошо известно, умеют выбалтывать секреты своих господ. Слышал бы пан Мехловский пьяные откровения Янко — приказал бы язык вырвать!
Шляхтич довел «пана Иоанна» до дверей его покоев, коротко, одним подбородком, поклонился и ушел. Спрашивается, зачем было вообще его встречать? Дорогу Акундинов нашел бы и сам. Но кто их знает, этих магнатов. Может, Збигнев был постоянным посыльным при пане Мехловском? Кем-то вроде «встречающего» боярина у наших царей? «В конце-то концов, — рассудил Тимофей, — коли ты приживал да ешь-пьешь за счет хозяина, то должен приносить пользу». Впрочем, пока он не видел, чтобы дворовая шляхта хоть что-нибудь да делала. Ну разве что разбойников ловила.
Первое, что увидел Тимофей, зайдя в комнату, — приставленного лакея, который нахально дрых на его постели, не сняв сапог! Может, в другое-то время Акундинов и спустил бы подобное: сам ведь не из князьев. Но после двух (или трех?) ночей в каморе да на жестком матраце, в котором клопов было больше, чем соломы, Тимоха разъярился. Схватив холопа за ухо, стащил его с кровати и принялся пинать ногами. Тот, одуревший от сна, не понимал, кто его бьет и за что, но все же привычно свернулся, подставляя под удары спину и руками прикрывая голову и то, что между ног. Но закрыться от русского, имевшего богатый (еще с Вологды!) опыт жестоких уличных драк, было трудно. Это тебе не паны, что ленятся лишний раз пнуть холопа, отправляя его на конюшню. Акундинов ловким ударом развернул парня к себе и с удовольствием стал пинать его в лицо куда ни попадя — в зубы, по носу, в ухо. Успокоился тогда, когда парень стал не то что плакать, а верещать от боли…
— Воду горячую! — приказал он холопу, что размазывал сейчас по полу кровавые сопли.
— У-у-у, — промычал парень, поднимаясь с пола.
— Бегом, тля! — страшным шепотом сказал Тимоха, давая парню пинка для ускорения и сбрасывая с себя верхнюю одежду и белье. — Все потребное для мытья тащи, склизень.
Холоп выскочил из комнаты, как ошпаренный кот. Акундинов, шагая по покоям в чем матушка родила, подошел к ложу и отогнул край покрывала. «Скотина! Мало я ему врезал!» — опять разозлился Тимоха, обнаружив, что постельное белье с окровавленным пятном никто не удосужился поменять.
