Генеральный писарь Запорожского войска Выговский взял Акундинова в свой шатер и использовал как переводчика (хотя и он, и гетман знали турецкий и татарский). Иван Евстафьевич даже внес Тимошкино имя в какой-то толстый юрнал и посулил жалованье!
Новый приятель разъяснял москалю, не сведущему в военном деле:
— Круль наш, Ян Казимир, на Волыни сейчас. Войска у него тысяч тридцать будет. А к нему Ерема Вишневецкий идет на подмогу, с двадцатью тысячами. Стало быть, нам Ислам-Гирея с татарами дождаться нужно да дончаков. Вот как будет нас хотя бы тыщ восемьдесят, то и нападать можно.
— А чего же тогда ехать-то было? Сидели бы себе в Чигирине, — пробурчал Акундинов, которому не нравилось ночевать на тощей подстилке, пусть и в богатом шатре.
— В Чигирине, конечно, лучше, — вроде бы согласился Выговский. — Только, — вздохнул генеральный писарь, — если туда вся орава татар да дончаков нагрянет, то где их размещать-то? От города-то одни щепки останутся. А кормежка с горилкой? А сено? А так каждый сам промышлять должен…
Тимофей подумал, представил себе кучи конского навоза, что останутся от восьмидесяти тысяч коней (а и от людей не меньше!), и согласился…
— Нападать-то когда будем? Когда король с Вишневецким соединятся, чтобы двух зайцев да одним ударом?
— Да нет, — улыбнулся Выговский. — Лучше бы порознь. Если соединятся, то возни с ними много будет.
…Тимофей не понимал — чего хотят Хмельницкий и Выговский? Ну, с Богданом-Зиновием все вроде бы ясно и понятно. Решил отомстить польской шляхте за то, что подстароста Чаплинский отобрал у него хутор и, невзирая на заслуги, приказал запороть младшего сына, да еще и забрал себе в жены молодую любовницу. А король (тогда еще Владислав) не сумел защитить своего любимца. Ну а теперь-то? Чаплинский, главный обидчик, вроде бы не то застрелен, не то зарублен… Бывшая любовница, пусть и побывав женой подстаросты, вернулась в постель старого казака. Сына, конечно же, не вернуть, но у гетмана есть и другие дети.
А Выговскому какая от всего этого польза? Верность Хмельницкому, что выкупил его из полона, не позволив татарам запродать его куда-нибудь в Бахчисарай или в Гезлев, откуда прямая дорога на турецкие галеры? Надежда, что в войске гетмана он обретет все права и вольности шляхтича или что король даст ему имение? А может, тайная надежда спихнуть с гетманства старого Богдана да самому сесть на тепленькое местечко?
То, что, разгромив короля, они вовсе не собираются свергать Яна Казимира с престола и сажать на польский трон кого-то другого, было понятно. Может, хотят объявить пограничные земли между Россией и Ржечью Посполитой своим королевством-гетманством?
По здравому рассуждению Акундинова, объявить о создании нового государства, разумеется, можно. Скажем, наречь Хмельницкого кем-нибудь таким, покрасивше. Можно назвать коронным гетманом или царем (королем, курфюрстом, султаном). Только что дальше? Новое государство кто-нибудь да сожрет. Либо — шведы, либо — поляки, либо — русские… Что же за государство такое будет, если оно не в состоянии производить ни оружие, ни порох?
Как он понимал, гетман и его верный писарь хотят учредить вассальное от Польши государство, где казацкая старшина будет уравнена в правах с польской шляхтой. Вот только простые русины все равно будут пахать на чужого дядю — будь это пан шляхтич или будь это господин лыцарь, он же — вольный казак… Ведь и сейчас вокруг Чигирина да Запорожской Сечи обитают тысячи простых мужиков (да-да, мужиков!), что пашут да сеют, снабжая казаков хлебом насущным. Это ведь сказки для дураков, что казаки запорожские сами себя кормят тем, что охотятся да рыбу ловят. Ага, как же… Не видел Акундинов ни одного казарлюги, чтобы сеть тащил да на охоту ходил. Ну а хоть бы и ходил кто, так много ли с охоты прокормишься? Конечно, кое-что казачки притаскивают с войны. Но все равно главное их богатство — мужики!
Тимофей не особо жалел мужиков. Их много. А побьют, так бабы новых нарожают. Ему было интересно, как смогут помочь ему Хмельницкий и Выговский? Правда, здравый смысл подсказывал, что пока никак! Ну, по крайней мере до тех пор, пока они будут разбираться со своим королем.
К концу мая подошла долгожданная подмога. Черкасы — донские казаки — мало чем отличались от запорожцев, если вообще чем-нибудь отличались. Среди низкорослых разномастных лошадей, на которых восседали вооруженные луками и саблями крикливые союзники гетмана — татары, Тимофей узрел и других восточных людей, выделявшихся спокойствием, хорошей одеждой и новенькими французскими мушкетами… Кто ж такие? Разгадка пришла, когда он приблизился к незнакомцам и услышал их речь. «Османы!» — пронеслось в голове у Акундинова, отчего он чуть было не свалился с новой лошади, подаренной Иваном. Впрочем, проведя в страхе первые два часа, он понял, что туркам не было никакого дела до беглого преступника…
…Акундинов уж и попривык было, что войско стоит на месте. А тут в один миг из гетманского шатра высыпали полковники и разбежались по своим полкам. Вроде не прошло и часа (того, русского, что настоящий час, а не козацкого, что минута), как казаки из личной сотни Хмельницкого свернули шатер гетмана и генерального писаря и уложили все на скрипучие арбы, в которые были запряжены равнодушные ко всему на свете волы…
Шли не спеша, но и не медля. Тимохе было приказано ехать с обозом, где при небольшой охране размещались казна, шатры да личные вещи гетмана и генерального писаря. Вместе с ним гарцевали и «штабные» — пара молоденьких парубков, что были на посылках у гетмана, да казначей.
Неожиданно все «штабные», кроме казначея и охраны, куда-то подевались. Выговский приказал Тимофею оставаться на месте и тоже ускакал. А потом куда-то девались и простой, «негенеральный» писарь, и охрана… Акундинов остался вместе с волами, что тянули обоз, да с пожилыми казаками-погонщиками, что уже не годились для боя.
Волы стояли, деловито жевали свою извечную жвачку и по очереди портили воздух. Погонщики спокойно сидели на арбах и лениво покуривали трубки.
— Куда народ-то ускакал? — поинтересовался Тимоха у одного из казаков — одноглазого старика. Тот был в кожухе, надетом прямо на голое тело, да в драных шароварах.
— Збараж брать, — ответил старик, сощуривая уцелевший глаз. — А ты чего?
— А мне никто ничего не сказал, — не то пожаловался, не то повинился Тимофей и пояснил: — Толмач я, при гетмане.
— А, значит, нужный толмач, — кивнул старик с такой важностью, будто он сам был не меньше полковника.
— Збараж-то — это что такое? Село, город? — поинтересовался Тимоха.
— А это, хлопчик, крепость такая. Сейчас поглядим — ежели с налета ее возьмут, так хорошо. Тогда и возы расчеплять не будем. Волов вот только выпряжем.
— А если не возьмут?
— Значит, — пустил старик струйку дыма, — будем возы расчеплять, шатры ставить да ляхов измором брать.
Возы пришлось-таки «расчеплять». Как понял Тимофей со слов отыскавшегося Выговского, в небольшой гарнизон крепости вчера влились полки самого Иеремии Вишневецкого.
