— Дюже душевный, Егор Михайлович? — майор Вилко (несмотря на перевод из комиссарского состава в общевойсковой и должность командира роты самоходок, обязанности батальонного комиссара с него никто не снимал) спрыгнул с брони и направился к непосредственному начальству, на ходу вытирая испачканные в машинном масле руки куском ветоши.
— Да как тебе сказать? Безумно, — мрачно усмехнулся комбат. — Отойдем-ка.
Бригада тяжелых танков, где оба проходили службу, была переброшена через Речь Посполитую, едва только дипломаты окончательно дожали президента Мощицкого, понявшего, что деваться ему, собственно, некуда, и воевать придется либо против Новой Антанты, либо на три фронта разом: против Венгрии, Германии и СССР.
Не то, чтобы Вермахт так уж сильно нуждался в поддержке танкистов РККА (хотя лишней в предстоящем наступлении на Францию она тоже явно не будет), скорее это Сталин сделал ответный реверанс Гитлеру за Аландский бой. А заодно продемонстрировал «лучшему другу советского народа», как сам себя назвал фюрер, что у этого самого народа вооруженные силы вполне на высоте, и ссориться с ним (народом) не стоит ни при каких условиях. А то союз союзом, но мало ли…
Сравнив танки Т-34 (пусть и с неудачным орудием Л-11) и «Клим Ворошилов» с немецкими Pz-IV и Pz-V «Donner», а самоходки «Богдан Хмельницкий» с sIG IB и StuG IV, танкисты вермахта и впрямь всерьез призадумались.
— Арсений Тарасович, вот ты красный командир…
— Да, — кивнул тот.
— … кавалер нескольких орденов и медалей…
— Ото ж, — гордо подтвердил Вилко очевидный факт.
— … политработник, наконец… — продолжил развивать мысль Бохайский.
— Не без того.
— … так скажи мне, ты чего творишь?
— А шо я творю? — удивился комиссар. Вроде бы даже искренне, хотя быть уверенным в непритворности этого саратовского хохла у комбата ну никак не выходило.
— Тю! А то ты не знаешь?
— И чего ж я не знаю? Я все знаю, но анонимкам ход на партсобрании не дам!
— Не понял, — теперь уже удивился подполковник. — Каким анонимкам?
— Никаким не дам, — отрезал комиссар. — Во-первых, Максим наш Александрович, который командир третьей роты, тоже красный командир, кавалер орденов и медалей, и, замечу, был у тебя начальником штаба, когда ты, в Монголии, являлся ВрИО командира Седьмой мотомехбригады. Твой протеже, выходит, так что за его «аморалку» и ты «по шапке» получишь. Оно тебе надо? Во-вторых, свечку я не держал, а анонимок не читаю.
— Погоди-погоди, — замотал головой Бохайский. — Какую свечку? Какую аморалку? Какая анонимка? При чем тут вообще Хальсен?
— Машинописная анонимка, довольно подробная, но, как понимаешь, не подписанная, — ответил Вилко. — Так ты меня не по этому поводу позвал?
— Да по какому «этому», скажешь ты уже наконец?!! — взъярился подполковник.
— Ну, по поводу того, что капитан и наш германский камрад, Бейттель — ну, помнишь, у которого я еще с Гудерианом полаялся…
Бохайский поморщился.
— … третьего дня изрядно назюзюкались шнапсом и отправились в бордель в Валендорфе. Внушение я Хальсену уже провел, он про невесту вспомнил, все осознал…
— Я ему тоже сейчас проведу внушение, — почти ласково пообещал комбат. — Два. Блин, вот где ж я так нагрешил-то, а? Твоих выходок мне мало что ли?
— Это каких таких выходок, Егор Михайлович? — возмутился Вилко. — Я чист, аки слеза младенца!
— Чист он. Ну-ну, это еще бабушка на троих соображала, что ты чист. Вот кто у нас больше чем половину офицеров Первой танковой дивизии в карты ободрал как липку? Ты ж их без месячного жалования оставил!
— Не умеют играть, пускай не садятся, — пожал плечами комиссар. — Я силой никого не заставляю.
— Арсений Тарасович, вот ты мне по ушам не езди, пожалуйста — это не они плохо играют, а ты хорошо жульничаешь!
— Не жульничаю, а добываю валюту для Советского государства, — с совершенно невозмутимым видом заявил комиссар. — Мне ж ее, когда вернемся, надо будет в казну сдать.
— Вот что ты за человек? — возмутился подполковник. — Ну на все у тебя ответ есть!
— А чего еще ты ожидал от комиссара? — удивился майор. — Служба такая.
— Служба у него… — проворчал Бохайский. — Не попадись на шельмовстве, гляди. Немцы, они народ простой — могут и подсвечником по зубам за такое дело.
— Ну ты, Егор Михайлович, прямо таки обижаешь, — ответил Вилко. — Я ж до Харькова служил в Одессе. Очень хорошую школу там прошел, между прочим.
Орет, мобильный штаб 15-го корпуса.
16 мая 1940 года, 15 часов 08 минут.
— Вот, господа, — Эрвин Роммель потряс какой-то бумажкой, в которой, при некотором желании, можно было опознать доклад Касперского. — Дожили! Поляки учат немцев воевать. Три стычки, тринадцать подбитых танков, из них один средний Somua S35! И на чем стычки-то?!! На танкетке TKS!!! Может, вместо наших танков у поляков эти фиговины закупить, чтоб вы наконец-то научились воевать?
10 мая 1940 года, в 5 часов 35 минут, 1-я танковая дивизия вермахта, сосредоточенная в районе Валлендорфа, перешла границу Люксембурга у Мартеланж. Большая война в Европе, начавшаяся третьего марта с франко-британского авиаудара по нефтепромыслам Кавказа и пока бурно протекавшая лишь в Турции, Финляндии и на морях, перешла в свою активную фазу.
В течение следующего часа к выполнению плана «Гельб» приступили и остальные войска на западной границе Германии, в том числе и XV корпус Роммеля, личному составу которого генерал только что соизволил выразить крайнее неудовольствие. Было, в общем-то, из-за чего.
Поляка, которого генерал-майор Эрвин Ойген Йоханнес Роммель ставил в пример своим танкистам, звали Роман Эдмунд Орлик. Студент строительного факультета Варшавского политехнического университета незадолго до войны, когда, казалось, Речи Посполитой предстоит удар со стороны как Вермахта, так и РККА, он был призван в армию сержантом и назначен командиром танкетки TKS с 20-мм орудием
[42]
разведвзвода 71-го танкового батальона Велкопольской кавалерийской бригады. Именно того батальона, переформированного после захвата Литвы, который президент Мощицкий направил на французский фронт.
Причиной раздражения Роммеля были, конечно же, не успехи сержанта Орлика, а отсутствие таковых у его собственных подчиненных в сражении с 1-ой кирасирской дивизии резерва кавкорпуса генерала Приу.
[43]
В деле у местечка Орет танкисты генерала Брюно, что называется, дали немцам прикурить.
