Полковник, выслушав, сухо кивнул.
Аналитик развернул кресло.
– Вопросов больше нет – прощай, сынок. Не хочу длить наше расставание. Старая развалина не терпит сентиментальности.
– Нам не спрятать факт визита от Системы.
– Пустяки.
Аналитик ухватился за край стола, подтягивая грузное тело – и кресло – поближе к терминалу.
– Сейчас я пущу на волю маленького странника. Не бойся – от нашей встречи и комариного писка не останется.
– Останется – в вашей голове. Расшифруют записи, следственный отдел возьмет вас в оборот…
– Я только старый, износивший себя, полудохлый, придурковатый псионик. Заметь, сынок – великий псионик. В силу этого мое слово чего-то стоит. А теперь – убирайся, мне нужно работать. Гарантирую, Департамент про тебя не узнает, а меня не тронет.
Аналитик сердито отвернулся. Гость стоял, затягивая минуту последнего (он знал) расставания.
– Могу я пожать вашу доблестную руку?
– Если эти древние предрассудки имеют для тебя значение…
Септимус крепко сжал крепкие, сухие, костистые, перевитые венами старческие пальцы, и, не оборачиваясь, пошел прочь. Обернуться не получалось – взгляд псионика подталкивал полковника в спину.
…Аналитик проводил тоскливым взглядом серый, литой, стремительный силуэт Септимуса Хиллориана. Развернул кресло в сайберу, аккуратно набрал известный ему одному код. Система, выбросив на монитор картинно-роскошный морской пейзаж, покорно ждала. В этой полуодушевленной, спокойной доверчивости Аналитику почудился немой укор.
– Прости, Старушка. Прости меня.
– Запрос не распознан.
– Система! Раздел “Внутреннее наблюдение”.
– Найден.
– Полное удаление.
– Опасное действие. Подтвердите.
– Удаляй.
– Хорошо.
– Раздел “Личные дела”, подраздел “Аналитик” – полное удаление.
– Опасное дей…
– Удаляй.
Аналитик неловко потянулся к заранее приготовленной бутылке запретного для него коньяка, наполнил почти до краев резной, дымчатого стекла пузатый стаканчик.
– Система! Удаление каждого третьего раздела. Порядок – случайный. Раздел “Аномалия” – сохранить.
– Масштабное разрушение информации…
– Делай, что говорят… И еще – включи-ка мне музыку.
– Ваш выбор, свободный гражданин?
– Пожалуй… выбери наугад из собственного.
– Принято. Ставлю “Холодное пламя”.
Грянул невидимый орган, создавая гирлянду пси-образов. Аккорды то накатывали потоком медленной лавы, то гасли тонким звоном разбитого хрусталя. Гармония мира беспечально пела – радость без бури, горе без боли, покой в движении, ответы без вопросов…
Аналитик кивал в такт, мелко прихлебывал коньяк, неловко завалившись набок в своем кресле калеки. Бархатистый кротовый плед упал с колен и запутался в колесиках каталки, черная шелковая рубашка распахнулась, обнажив на груди старческий седой пушок.
Аналитик вздохнул, (“когда они придут, я должен выглядеть прилично”), попытался застегнуть рубашку, безуспешно – скользкая пуговица потерялась в складках черного шелка. Орган ударил еще раз – звуки рассыпались, разбились: глухая ночь, пепел и тусклая стеклянная пыль.
– Система…
– Работа завершена.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За все, Железяка. Это было прекрасно. А теперь – начинай самоликвидацию.
– Прошу пересмотреть решение.
– В пересмотре отказано. Поступай, как я тебе говорю, Старая Болванка.
Сайбер монотонно жужжал, морской пейзаж на мониторе тускло угасал. Аналитик допил коньяк, бережно поставил на место дымчатый стаканчик, взял из ящика плоский стальной пенал.
– До скорой встречи в вечности, Старушка.
Он с трудом (не слушались скрюченные пальцы) отодрал плотную крышку, захватил холодное тельце шприца, выбрал иглу поострее. Жестко хрустнула шейка ампулы. Человек в кресле наполнил мутной жидкостью шприц, как мог, аккуратно, закатал черный шелковый рукав, потрогал вену.
– Какой холеры ждать… Я стар и болен – я свободен. И не боюсь.
Он осторожно ткнул, стараясь сделать все, как нужно. Потом откинулся назад, попытался сесть поровнее. Оцепенение чуть тронуло кончики пальцев.
– Ты многого не знаешь, полковник… Пошли тебе удачу Разум, но мне жаль тебя.
Аналитик с профессиональным интересом прислушался к собственным ощущениям. Боли не было. Руки онемели почти до плеч, сквозной холодок уверенно подступал к сердцу.
– Ты упрям, ты дойдешь до цели, Хиллориан. В конце концов ты поймешь все – и то, что я скрыл от тебя, ты поймешь тоже…
Ледяная глыба в груди тяжело привалились к ребрам. Сенс мигнул мокрыми ресницами, снова бессильно попытался застегнуть рубашку – руки, намертво застыв на коленях, даже не шевельнулись.
– Прости Септимус, прости сенса-старика. Прости и ты, Фантом. Простите меня все, слышите – все! Я хочу добра. Я не пожалел ни себя, ни вас. Пусть будет маленькая ложь – и большое спасение… Холодно… Боже мой, как страшно и безнадежно холодно…
Старик запрокинул голову и беззвучно прошептал небу, скрытому фальшивой пластиковой голубизной потолка:
– Пойми и прими меня, Великая Холодная Пустота…
“…я мерзну …надо было поднять плед” – подумал он, и тут же перестал думать.
* * *
Весть о самоубийстве великого Аналитика ошеломила Департамент.
Пирамида без Старика – не совсем Пирамида. Фантом бушевал в ярости, разом потеряв изрядную долю тонкой загадочности. По официальной (и самой правдоподобной) версии Старик постепенно спрыгнул с ума от боли в отмирающих тканях, с потрясающей интуицией подобрал код, после чего, перед самой смертью, в безумии и ярости изощренно крушил Систему. Скандал разразился изысканно-грандиозный: треть информации, все показания пси-датчиков службы внутренней безопасности, а заодно и неповторимая, обаятельная личность сайбер-сети Пирамиды канули в никуда.
По счастливой случайности бесценный раздел “Аномалия” уцелел.
Преступного Аналитика похоронили роскошно – за счет конторы. Фантом произнес прочувствованную речь, грянул траурный залп, заглушая ропот крикунов. Сплетники самозабвенно шептались по углам, патриоты Департамента и поклонники Системы сдержано негодовали, умные призадумались – и замолчали. Впрочем, распад личности – не редкость для чрезмерно практикующего псионика, это объясняло все.
