– Мерзавец Стриж. Сукин сын, мерзавец и подлец. Это он все подстроил.
– Полностью с вами согласен, мой президент.
– Мне хочется отказать консулярам, нам это выгодно?
– И да, и нет. Если дело Воробьиного Короля начнет открыто разбираться в Трибунале Конфедерации, это напугает потенциальных уклонистов, зато Департамент потеряет лицо. Нам припомнят скандал в госпитале и в очередной раз объявят жестокой организацией. В любом случае, подполье ивейдеров мы уже упустили. Фантом задумался.
– Ладно, на этот раз мы проявим гибкость – пусть дело идет законным путем, если судьи выразят согласие, выдача Короля произойдет, Дезет получит желаемое и успокоится, но за этот жест мы потребуем у него встречных уступок. Пусть везут мальчишку в Арбел, пусть там сажают – хоть в тюрьму, хоть себе на шею, теперь нас это не касается. Кстати, где он сейчас?
– В маленьком госпитале жандармерии, почти у границы Северо-Востока.
– Что?! Почему не в гражданской тюрьме?
– Не знаю, мастер президент. Он там застрял две недели назад, кажется, заболел от переживаний.
– Тем более свяжитесь с генералом Крайфом, передайте мой личный приказ – пусть перестанет изображать дурака и выдаст парня судебным властям немедленно, в том виде, в каком он находится, и безо всяких проволочек. Ординарный Трибунал решит вопрос о его высылке. Пакет документов получите через Систему.
– Я приложу максимум стараний.
– Что еще?
– Больше ничего.
– Тогда действуйте, Егерь.
Они расстались, виртуально пожелав друг другу удачи – президент и шеф Департамента Обзора. Через полчаса наблюдатель набрал номер на клавиатурке уникома:
– Генерал Крайф?
Жандармский генерал ответил не сразу и до неприличия грубо, его хриплый голос удивил собеседника.
– Чего вам, недреманное око нашей свободной Конфедерации?
– Примите пачку документов, Крайф, она как раз пошла через Систему. Вкратце – мы забираем вашего подопечного, Далькроза. Радуйтесь, что избавляетесь от занозы, этот пакостный шип теперь вонзится в мой усталый затылок.
– Но…
– Никаких «но», это личный приказ Вэнса, все подробности в виртуальной посылке.
– Я не уверен, что парень транспортабелен.
– Неважно, если понадобится, пришлем носилки. Этот мальчик возрос в цене. Надеюсь, он жив?
– Да. Но…
Егерь почувствовал неуверенность в голосе Крайфа и, несмотря на жару, похолодел. «С этого маньяка станется».
– Вы слышите меня, генерал?
– Нет… То есть да. Плохо слышно. У меня перебои со связью.
– Так вот, слушайте меня внимательно, и пусть ваши перебои со связью вам не помешают. Далькроз нужен мне в целости и сохранности – немедленно. Если вы уже успели подпортить ему внешность, хотя бы не продолжайте в том же духе. Мы готовы извинить старательность дурака, но не потерпим прямого неподчинения приказу. Вы меня поняли, Крайф?
Генерал жандармерии выслушал чеканные формулировки Егеря и сухо ответил:
– Да, конечно.
Егерь отключил связь, но чувство тревоги оставалось. Он закрылся в пустом кабинете, запросил через Систему виртуального психотерапевта и погрузился в успокаивающее нагромождение цветовых пятен и звуков. Пси-программа не заменяла живого псионика, но все же слегка успокоила первого наблюдателя Конфедерации.
У злосчастного Крайфа тем временем состоялся еще один уником-разговор.
– Ривера?
– Я весь внимание, мой генерал.
– Операция отменяется. Немедленно свернуть всякую активность, отзовите из госпиталя своих людей.
– Но…
– Какие такие еще «но»?!
– Слишком поздно, эти люди уже на объекте и вышли на цель.
– Поглоти нас Пустота! Вы, должно быть, с ума сошли – разве нет способа переговорить с ними?! Вызовите их по уникому, отмените приказ. Если вам дороги ваше место и ваша безопасность, шевелите мозгами.
– Но мой генерал… Это простые исполнители – статисты в деле, у меня никогда не было с ними прямой связи.
Генерал размышлял не более минуты.
– Немедленно свяжитесь с больницей. Предупредите охрану о возможном нападении диверсантов, иллирианцев, консуляров, псиоников, кого угодно, холера с ними – без разницы. Пусть поберегут пациента. Придумайте что-нибудь.
– Хорошо. Только…
– Что такое?
– Я сделаю все, что сумею. Это может оказаться… резковато. Даже слишком. Крайние меры и все такое. В случае чего, мой генерал, надеюсь на ваше понимание ситуации. Не вздумайте отступиться от меня, запомните, я не из тех, кто прощает обиды.
– Не сомневайтесь, Ривера, я всегда и полностью на вашей стороне.
– Да вы уж постарайтесь не предать меня, шеф. Генерал отставил аппарат, переваривая недвусмысленную угрозу ближайшего подчиненного.
Потом пожал плечами и со стоицизмом человека, сделавшего выбор, закурил сигару.
– Ну что ж, я сделал все возможное, посмотрим, кто кого успеет обскакать. В конце концов, теперь терять нечего, теперь меня устраивает любой радикальный исход…
Глава 12
ПОПЫТКА БЕГСТВА
7010 год, лето, Конфедерация, северо-восточная база пси-жандармерии
Вэл очнулся от сна под мерный, грустный и успокаивающий шум дождя. Стояли сумерки – то ли утро, то ли вечер, не поймешь. В отрытую форточку свежей струей вливался чистый воздух, пахло озоном.
Сознание вернулось полностью, а с ним и ставшая почти привычной боль. Уколы доктора не причинили вреда, скорее помогли, но на израненной спине как будто разложили небольшой жаркий костер. Воробьиный Король попытался стряхнуть несуществующие угли, но стало только хуже. Тогда он решил отвлечься, рассматривая окно – толстые жгуты воды оплетали стекла, заслоняли бесконечно далекий и равнодушный внешний мир. Под ударами капель монотонно гудела тонкая крыша одноэтажного госпиталя.
Вэл прижался лицом к больничной подушке. Действие пси-наркотика кончилось – он ясно чувствовал приглушенные шлемами ауры охранников. Шлемы неплохо защищали владельцев от боевой наводки, но сейчас не мешали ловить пестрые отблески эмоций. И только мысли не мог прочитать Воробьиный Король.
В душах охранников не кипела ненависть, не было и явной злобы, только настороженность и деловитое прилежание. Жандарм у внешней двери к тому же сильно устал и должен был вот-вот заболеть. Король чувствовал его неловкость и затаенную, скрываемую даже от себя слабость.Двое в коридоре выглядели скорее нейтрально, скука и ощущение ожидания. Четвертый солдат, у двери палаты, испытывал явную, искреннюю и пронзительную жалость.
