Двери не торопились открываться. Я слышал, как заработали компрессоры – видимо, шлюз имел особую программу при заполнении бокса агрессивным газом.
Мне уже было больно.
Наконец створки сработали. Я выскочил из бокса и зашелся кашлем, который, казалось, рвет меня пополам. И еще я не мог открыть глаза. Поэтому очень удивился, когда рядом раздался тихий смешок и затем голос капитана Дэбы:
– Быстро бегаешь, Грач. Только суетишься очень.
У меня кровь отхлынула от лица. Как же я мог так дико проколоться?!
Я наконец разжал веки.
Дэба стоял, прислонившись к переборке и сложив руки на груди. Похоже, он меня тут спокойненько поджидал, пока я боролся с газовой стихией.
А в следующую секунду я еще раз испытал шок. Из прохода осторожно выглянул мой добрый друг, хороший парень Карл.
– Ай-ай-ай, – покачал он головой с преувеличенной озабоченностью. – Как же так получилось. Ну, кто мог подумать, что на борту окажется человек…
– Ладно, иди, – кисло усмехнулся Дэба. Усмехался он, как всегда, только голосом, поскольку лицо традиционно оставалось неподвижным.
Карл убрался, не дожидаясь пояснений, куда ему идти.
Капитан вызвал по радио кого-то из своих костоломов и, кивнув в мою сторону, проговорил:
– Пострадавшего – в санблок.
Меня словно провели сквозь строй, как в старые времена. На меня смотрели люди, а я шел и думал: «Теперь все знают: пришлый ревизор полез куда не надо и получил по заслугам». Положение, унизительнее которого не придумаешь. Только бы Тася по дороге не попалась. А впрочем, все равно узнает…
В санблоке меня раздели, обмыли особым раствором, положили влажные тампоны на веки и дали подышать из маски каким-то удивительно приятным воздухом, от которого мне сразу стало легче. По-прежнему горела кожа, но этим все и ограничивалось. Похоже, я легко отделался.
Когда я вышел из лаборатории медиков, то снова увидел капитана – в той же позе, у стеночки.
– И что же ты там искал, наш юный следопыт? – с затаенной печалью спросил он.
– То, что ты не соизволил предоставить мне по официальному требованию, – серьезно ответил я, стараясь не выглядеть жалким. – Телеметрию.
– Ну, нет ее у меня, – с сожалением проговорил он. – Говорю же, не храним. На гражданских судах это необязательно, вот мы и не забиваем память.
Врал он, конечно. Любой задрипанный кораблик обязан хранить данные сколько-то месяцев. Правда, частники этим всегда пренебрегали, но это до поры до времени, до первого ЧП.
Ох, как же мне хотелось потрясти перед его носом блокнотом и хвастливо сказать: «А что у меня есть!» Пусть знают, что я умный, а они дураки.
Нет, нельзя. И мне пришлось-таки примерять жалкую роль.
– Теперь вижу, что нет. Теперь могу указать в отчете, что телеметрия не сохранилась.
– А на слово верить мы уже не умеем?
– А на слово мы вам один раз уже поверили. И в почетном карауле над прахом усопших постояли. И сами чуть было этим прахом не стали.
– Беда с вами, господин наблюдатель, – покачал головой Дэба. – Как не совестно работать такими методами? А если я сообщу вашему начальству?
– То оно похвалит меня за инициативу и творческий подход. А вот если я сообщу, что ты мешаешь моей деятельности, эффект будет поинтересней.
– Ну-ну, и что мне сделает твое начальство? Зарплату урежет?
– Мое начальство может тебе не только зарплату, но и еще кое-что урезать. Под самый корешок. Но это крайность. В лучшем случае мое начальство решит усилить контроль и пришлет еще десять таких же, как я. И тогда, капитан, ты даже пописать не сможешь без того, чтобы я рядом не стоял.
– О-о, господин проверяющий, я и не знал, что вам нравится на это смотреть. Может, установим камеры в сортирах? Будет много занимательной телеметрии. Могу, если необходимо, составить график мочеиспускания всего экипажа – приложите к отчету. Я от чистого сердца, без претензий, такая уж ваша работа – в чужом говне ковыряться.
Я видел, что наше словоблудие затянулось, но не знал, как прекратить пустой треп и уйти с гордо поднятой головой.
– Поаккуратней надо, Грач, – продолжал Дэба. – Видел, что могло случиться? Травматизм в космосе пока еще высокий, непредвиденные опасности буквально кругом. В следующий раз тебя может в вентилятор затянуть или просто створкой люка пополам разрезать. Как же мы тебя начальству вернем такого, разрезанного?
– Иди в жопу, а? – кротко попросил я.
Он пожал плечами и, отделившись от переборки, собрался уходить. Оглянувшись, добавил:
– Мы тебе сегодня жизнь спасли, а ты нам такие слова высказываешь. Ну, просто грубиян какой-то… В следующий раз никто тебя спасать не будет. Подумай…
Я остался один. Ощущение было, словно меня обмакнули в помои. Но жаловаться не на кого. Кашу заварил я сам, сам ее и хлебаю. Теперь вот, похоже, попаду под особо пристальный присмотр. Работать станет стократ тяжелее. Тем более такие недвусмысленные намеки насчет створок люка…
Меня настораживало, что они даже не попытались меня обыскать и заглянуть в блокнот. Конечно, без грамотного шифровальщика они ничего бы там не нашли, а все же… Либо дураки, либо… Нет, все-таки не дураки. Тут что-то еще.
Я решил, что теперь придется носить этот тяжеленный и неудобный блокнот всегда при себе.
«Высплюсь хорошо, а завтра буду со свежей головой и с новыми силами», – успокоил я себя.
Что именно я собирался делать со свежими силами, я пока не решил. Но по-настоящему хотелось только одного: бежать отсюда со всех ног.
* * *
Сколько я ни пыжился, Тася упорно не хотела видеть во мне человека. Здоровалась она вежливо, но совершенно бесстрастно. Уж как я ни старался быть обходительным, обаятельным и галантным – все бесполезно. Моя роль в ее жизни… впрочем, какая там роль… Так, мутное пятно на заднем плане.
Мне уже пора было понять, что не стоит стараться. Потому что никто, буквально ни один человек не пытался завязать со мной даже приятельские отношения. Не считая, конечно, этой мелкой сволочи – Карла. Да и то моя была инициатива, вдобавок обернувшаяся его подлой провокацией.
Я не сомневался, что военные, которые имели странное и необъяснимое влияние на этой научной базе, приняли меры, чтоб изолировать меня от слишком тесных контактов с персоналом. Просто-напросто поставили на мне штамп: «Засланная тварь».
И Тасю можно понять. Какой же девушке понравится, что на нее пялится человек, которого назвали шпионом и стукачом в одном лице? Все равно я верил, что мы подружимся. Девочек своих я увижу не скоро, мне даже не дали толком им позвонить, а без женской ласки жить вредно для психики и обмена веществ. Так мне один умный человек сказал, и я сразу и безоговорочно ему поверил.
