Огромная трехэтажная вилла в одном из самых престижных кварталов Лондона, как, впрочем, и все остальное имущество, досталась мне в наследство от отца. Все, что я унаследовал, поражало мое воображение, потому что никогда прежде я не видел столько дорогих, роскошных вещей.
Однако с самого начала я чувствовал себя неуютно в стенах этого громадного дома.
Иногда мне казалось, что все дело в его помпезности и респектабельности. На такого человека, как я, который прожил большую часть своей жизни в трущобах Нью-Йорка, столь роскошное окружение действовало подавляюще. Я не привык жить в доме, где человек должен был обедать только в столовой, где были отдельные комнаты для одевания и раздевания, несколько спален для гостей, целых три библиотеки и еще множество комнат, которые вообще пустовали. Сначала мне было как-то не по себе, когда с самого утра и до вечера вокруг меня суетилась целая толпа слуг и служанок, которые заботились обо мне и готовы были исполнить любое мое желание.
Но богатство — это вещь, к которой очень быстро привыкаешь. И все же к этому дому я до сих пор относился настороженно. Мне даже казалось, что внутри его стен заточено что-то невидимое, злое и бестелесное. Я постоянно ощущал ледяное дыхание от присутствия чего-то чужого. Однако все это воспринималось не обычными человеческими чувствами, а скорее подсознательно. Даже в солнечные дни в комнатах было как-то неуютно, не говоря уже о том, когда я оставался ночью один. Иногда у меня возникало чувство, будто за мной кто-то наблюдает, а у стен есть глаза. И хотя в этом чужом присутствии не ощущалось ничего враждебного — я это точно знал, — все равно я чувствовал себя не в своей тарелке.
Стараясь не зацикливаться на неприятных мыслях, я решил зайти в библиотеку. Там было очень темно, и только из окна, наполовину закрытого шторой, падала бледная полоса лунного света, так что все предметы мебели выглядели как черные массивные тени. На южной стене светились сразу три циферблата напольных часов, словно таинственные матово-зеленые глаза, подозрительно уставившиеся на меня. Но по крайней мере, это неприятное ощущение я мог объяснить, потому что знал — эти часы были далеко не простыми, хотя имели совершенно обычный вид.
Я закрыл за собой дверь, подошел к письменному столу, протянул руку к настольной лампе, одновременно вытаскивая из нагрудного кармана спички.
Откуда-то сзади послышался шорох. Он был не очень громкий, но достаточно резкий, и я бы не решился рискнуть, чтобы понять, какую опасность он в себе таил. Я замер, медленно вынул руку из кармана и так же медленно развернулся.
На небе разошлись облака, и серебряные полосы лунного света стали ярче, но мне показалось, что одновременно с этим сгустилась и тьма. Тени стали черными и в то же время более четкими, как будто они были залиты чернилами. Затем шорох повторился. И в этот раз он был настолько громким, что всякие сомнения относительно того, послышался ли он мне, сами собой отпали. Затаив дыхание, я обернулся. Шорох теперь слышался постоянно, как будто маленькие острые коготки скребли по полу. Через пару минут я вдруг почувствовал слабый гнилостный запах, который шел из того места, откуда слышался шорох.
Что-то шевелилось и дергалось в полумраке библиотеки, как будто сама темнота неожиданно ожила и двигалась, как одно большое живое существо.
Я нащупал рукой ящик, бесшумно открыл его и нашел в нем маленький двухзарядный дамский револьвер, который бережно хранил там. Очень осторожно, стараясь не поднимать лишнего шума и не делать предательски резких движений, я вытащил его и неторопливым шагом направился к окну.
Уже через пару секунд я снова услышал шуршание, но на этот раз намного отчетливее и ближе. Казалось, будто маленькие мягкие тела трутся друг о друга. Запах разлагающегося мяса стал сильнее. Мое сердце бешено заколотилось, и я еле удержался от того, чтобы не выбежать из комнаты. Я чувствовал, что я здесь не один и рядом со мной находится что-то еще — затаившееся, невидимое, недоброе.
Стараясь сохранять самообладание, которое у меня еще оставалось, я подошел к окну, сделал вид, что с интересом разглядываю что-то внизу на улице, и резким движением отдернул штору в сторону. Одновременно я развернулся и вытащил оружие.
То, что я увидел, заставило меня замереть от ужаса.
Лунный свет был ярким, как свет лампы, и часть библиотеки была хорошо освещена.
Пол шевелился! В темноте плавно подергивались и извивались черные змеи, которые безумным образом материализовались из темноты и смотрели на меня. Блестящие хвосты торчали со всех сторон; что-то большое, непонятное, темное изгибалось и шевелилось, словно облако черного тумана, стелившегося над полом.
Затем иллюзия прошла. Темнота отступила, и я увидел, что это было на самом деле.
Крысы.
На ковре перед камином лежало насколько десятков крыс, здоровенных, отвратительных тварей серого цвета, большая часть которых была уже мертва. Другие же дергались в конвульсиях, а какая-то часть была неимоверно искалечена. Только несколько из них все еще могли неуклюже передвигаться.
Несколько секунд я стоял у окна, застыв от страха и все более усиливающегося отвращения. К горлу подкатила тошнота, и мне с трудом удалось подавить ее. Моя рука с такой силой сжала ненужный револьвер, что он, казалось, прилип к ладони. По моей спине снова и снова пробегали мурашки, и меня прошибло холодным потом.
Несмотря на потрясение, я не мог оторвать взгляда от ужасного зрелища.
Крысы образовали целую копошащуюся гору из трупов и переломанных конечностей, единую темную массу, которая вздрагивала, как сумасшедшее животное. Многие из них в смертельных конвульсиях искусали друг друга, некоторые вывернулись в невозможной позе и были страшно изуродованы. Их раздавленные и переломанные тела напоминали покрытые шерстью клубки с ужасно гипертрофированными конечностями. У других животных на мордах отсутствовали глаза и рот или было слишком много лап. Они блестели от крови и были без шкуры, как будто ее кто-то содрал.
Когда одна из этих отвратительных тварей начала ползти ко мне, я наконец вышел из оцепенения. С криком отпрыгнув назад, я больно ударился ногой о мраморный подоконник и, вне себя от ужаса и отвращения, нажал на курок револьвера.
Оглушительный грохот разорвал тишину, как артиллерийский залп. Пуля не попала в крысу и лишь выбила из пола щепки в нескольких сантиметрах от нее, потому что мои руки дрожали настолько сильно, что я с трудом мог держать оружие, не говоря о том, чтобы целиться. Тем не менее крыса еще раз дернулась и замерла на полпути.
В ответ на пистолетный выстрел где-то в доме раздался испуганный вопль, затем хлопнула дверь и кто-то истошно закричал. Но все эти звуки не доходили до моего сознания, поскольку ужасное зрелище все еще держало меня в своей власти. Постепенно мои глаза привыкали к темноте, и я смог рассмотреть все это более тщательно. Но от того, что я увидел, мне стало еще страшнее.
Перед камином возвышалась живая куча полуметровой высоты, которая была похожа на трясущийся ком из изуродованных тел, а за ней поперек библиотеки, словно отвратительный след, тянулась цепочка из мертвых животных. Она шла зигзагом по паркетному полу и заканчивалась перед письменным столом. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я увидел, что один из разбухших трупов лежит на столе, прямо возле лампы, в нескольких сантиметрах от того места, где была моя рука.
