Я даже не стал смотреть на часы, уверенный в том, что пять минут уже давно истекли, ведь снаружи стало совсем светло. Поэтому я отошел на шаг назад, размахнулся и изо всех сил налег на дверь.
Трухлявое дерево под моим напором рассыпалось, и я влетел в комнату. Упав на колено, я сразу же вскочил и даже не заметил, как в моей руке оказался револьвер. В ту же секунду на меня налетела чья-то тень. Я быстро обернулся, поднял оружие вверх и согнул палец на курке. К счастью, я не успел нажать на него: человек, который прыгнул на меня, оказался Говардом!
Его лицо было искажено от ужаса. Он кричал словно одержимый, а потом бросился на меня и одним резким движением вырвал у меня револьвер. Схватив меня за руку, он с невероятной силой выкрутил ее назад. Я вскрикнул, упал на пол и стал беспомощно отбрыкиваться, видя, что Говард пытается придавить меня коленом.
— Это не моя вина! — кричал он. — Я не знал, что он следил за мной! Ты должен верить мне! — Он снова и снова повторял эти слова, и в его голосе был такой ужас, что я содрогнулся. — Я ничего не знал! — в очередной раз крикнул Говард. — Скажи Девре, что я не знал этого! Он может делать со мной все, что хочет!
Но на чердаке не было того, кому предназначались эти слова.
Через какое-то время Говард отпустил мою руку, тяжело встал и, подавленно всхлипнув, прислонился спиной к гнилой дощатой перегородке. Я перевернулся, прижал к груди болевшую руку и попытался встать на ноги. Голова гудела. Но в следующее мгновение провалившийся чердак снова завертелся перед моими глазами, потому что Говард со всей силы ударил меня в челюсть.
Он даже не захотел помочь мне подняться на ноги и только уставился на меня неподвижным взглядом.
— Ты… идиот, — прошептал он. — Ты проклятый, жалкий идиот. Ты вообще понимаешь, что наделал? — При этом его голос звучал абсолютно спокойно. В нем не было ни упрека, ни гнева. А только холод, от которого я съежился. — Он ушел, — пробормотал Говард, окинув чердак растерянным взглядом.
— Я знаю, — с трудом произнес я сквозь стиснутые зубы.
Где-то внизу под нами вновь зазвенело стекло. Через прорехи в крыше пробились первые солнечные лучи.
— Он ушел, — глухо повторил Говард. — Он ушел, Роберт.
— Проклятие, но это и было нашей целью! — крикнул я. — И если бы ты не бросился на меня как сумасшедший, то я легко застрелил бы его!
Говард издал странный звук, похожий на всхлип.
— Ты даже не знаешь, что ты наделал, — с горечью повторил он еще раз.
— Ну почему же.
Постепенно я начал терять самообладание. Над нашими головами всходило солнце. Рольф просто не мог больше ждать!
— Я спас твою жизнь, ты, твердолобый глупец! Неужели ты думаешь, что я буду спокойно смотреть, как ты совершаешь самоубийство?
— Самоубийство? — Говард резко рассмеялся. — Это была единственная возможность избавиться от маленьких чудовищ! Разве ты этого не понимаешь? Когда солнце сядет в следующий раз, миллионы этих мотыльков нападут на город!
— Когда солнце сядет в следующий раз, их больше не будет, — ответил я, затравленно озираясь. — А также и нас, если мы не сможем прямо сейчас выбраться отсюда.
Говард уставился на меня.
— Что…
Я прервал его и, схватив за плечо, грубо потащил к выходу. Едва заметные серые тени плясали перед нами в воздухе — это мотыльки моли возвращались со своего ночного роения, чтобы отдохнуть до следующего захода солнца. Говард больше не сопротивлялся, но, похоже, не собирался идти дальше сам, и мне пришлось взять его за руку и вести за собой, как беспомощного ребенка.
Мне показалось, что я вновь услышал звон стекла, и этот шум заставил меня поторопиться. Словно подгоняемый фуриями, я мчался по лестнице, продолжая безжалостно тащить за собой Говарда. Мы упали и, вцепившись друг в друга, скатились вниз, преодолев таким образом последние десять-пятнадцать ступенек, а потом несколько секунд лежали оглушенные.
Когда я открыл глаза, передо мной мелькали крошечные оранжево-красные искры… Я вскочил, одним рывком поднял Говарда, и в последний момент мы успели выбежать из полуметровой полосы разлитого Рольфом керосина, которая опоясывала весь дом.
Раскаленный воздух ударил мне в спину. Я закричал, но мой крик утонул в реве бушующего пламени, охватившего дом со всех сторон. Невероятной температуры, волна огненного жара нагнала нас, и я, в отчаянии встав на четвереньки, втянул голову в плечи и пополз прочь от неистового огня.
И только оказавшись в стороне от пылающих руин, я осмелился обернуться и посмотреть на дом, превратившийся в огромный факел.
Рольф и Говард стояли на коленях рядом со мной. У Говарда был неподвижный, отсутствующий взгляд, как у парализованного, но он остался цел и невредим. Вероятно, он даже не успел осознать, что произошло.
Глядя на гудящую стену огня, мы услышали глухой взрыв — очевидно, взорвалась одна из бутылок керосина, которые Рольф расставил по углам подвала и на первом этаже дома. Затем до нас донесся второй, третий, четвертый взрыв…
За несколько минут дом превратился в гигантский костер. Пламя сначала было желтым, потом стало почти белым и таким ярким, что у меня потекли слезы, как будто я смотрел на второе, искусственное солнце, вдруг появившееся в побледневших, полупрозрачных сумерках.
Несмотря на слезы, застилавшие глаза, я увидел серые потоки, которые, словно мелкая пыль, мчались со всех сторон прямо навстречу смертоносному, но такому притягательному свету. Тысячи и тысячи мотыльков устремились с неба, чтобы броситься в пламя и сгореть.
Однако мотыльков оказалось так много, что им, похоже, не было конца. Бурлящее серое облако над нашими головами не уменьшилось, а, наоборот, даже уплотнилось, став темнее и тяжелее.
А затем я услышал шум. И это было не гудение моли или хлопанье крылышек насекомых, а глубокое, мучительно тяжелое дыхание и кряхтение, какой-то неживой звук, как будто от ужаса кричали сами дома, стоявшие на этой, забытой всеми улице. Неожиданно раздался громкий, невероятной силы удар, и сквозь трепещущее облако мотыльков я увидел, как соседнее здание с гротескно замедленной скоростью осело и начало разваливаться прямо у нас на глазах. Трещины, подобно черным лапкам паука, раскололи стены дома, а окна и двери рассыпались, превратившись в серую пыль…
Дом старел…
Этот страшный процесс происходил и с другими зданиями. Разрушение, словно заразная болезнь, стало распространяться с невероятной скоростью, охватив другие дома, отчего вся улица мгновенно потускнела и приобрела еще более жалкий вид. Как только моль касалась камней или деревьев, они распадались с неимоверной скоростью, словно счет шел не на секунды и минуты, а на годы и десятилетия. И этот процесс убыстрялся.
— Роберт! — заорал Говард и тотчас осекся.
Мне еще никогда не приходилось наблюдать за человеком, охваченным такой сильной паникой.
